Ночь уже давно накрыла город сине-шелковым покрывалом темноты.
Улицы Берлина были наполнены высокомерным безразличием.
Странный город…особенно ночью.
Какой-то живой и страшный, словно он наблюдает за тобой, искоса, ждет, когда ты оступишься, сделаешь ошибку…
Берлин…Он наблюдает за нами. Ставит эксперименты. Играет с нами. А что у него на уме не знает никто.
Редкие жухлые деревца по краям дорог, с жутким болезненным скрипом раскачивались. Бегали бродячие собаки. Хотя, если ты живешь в Берлине, в полном смысле дома у тебя нет. Чужой город. Удивительно живой, настоящий…но злой и душный.
Это была обычная берлинская ночь. С запахом грязи и суетливости. На иссиня-черном небе маленькими гвоздиками сверкали звезды.
Это была обычная берлинская ночь. Когда ветер разбивает летние запахи о провода, оседая на кончиках пальцев.
Это была обычная берлинская ночь. Когда на свои точки выходят проститутки и наркодиллеры, разбивая людям жизни.
Это была обычная берлинская ночь. Когда желания просто не исполняются.
Было далеко за полночь. Изредка проезжали машины, с визгом разворачиваясь на поворотах. Неоновые вывески погасли. Город спал.
Он шел, едва волоча совершенно не слушающиеся ноги. Его качало из стороны в сторону, он старался цепляться за стену дрожащими грубыми пальцами. Он был пьян. Пьян этой жизнью, с запахом фальши и лжи, этими реками энергетиков, убивающих жажду к жизни, фальшивыми лицами, потоком пафосных красивых фраз, не несущих смысла…. Он был пьян. И цеплялся за стену, как за последнюю надежду, что бы не валятся в ногах Жизни и молить о пощаде. Он был пьян. И сыт этим по горло. Ему надоело. И тем не менее это продолжалось изо дня в день – концерт, вечеринка в клубе, дорога домой и беспокойный сон на мокрых от пота простынях. Он запутался в паутине реальности, как муха, пойманная пауком. Конец близился, но кто же признает приближение конца?
Том шел по унылой одинокой улице, окидывая нетрезвым слабо сфокусированным взглядом окружающие здания. Тишина действовала на нервы, отстукивая непонятный ритм.
Хотелось домой. Невыносимо. Купаться в шелке простыней, отдыхая. Нет, вовсе не спать. Ощущать, как бьется в артериях кровь, как пульсирует где-то в жилке на шее. Чувствовать, как слабость разливается по всему телу, медленно и горячо смешиваясь с запахом виски, пропитавшего комнату. Осознавать, что этот черноволосый придурок сопит где-то рядом, и что с ним все в порядке. Закурить тонкую сигарету, улавливая вишневые нотки. Просто знать: все в порядке

Каулитц, не снимая грязных ботинок, прошел по коридору.
Комнату словно обмакнули в чернильную темноту. Занавески плотно отделяли ее от внешнего мира. На электронных часах мерно бились две точки, совсем не в такт бешеному сердцу. Синяя подсветка слегка освящала спальню, предавая ей какое-то зловещее очарование.
Комната словно пропылилась толстым слоем тишины.
Чистая.

Просторная.
Красивая.
Но словно нежилая.
Двуспальная кровать смята, но простыни холодные. Подушка не пахнет его волосами. Бокал на столике пуст, хотя в нем возможно было вино…или шампанское.
Тома слегка тряхнуло влево и он ударился плечом о стену. Тьма затяивала. Опутывала вязкой липкой жидкостью. Он задыхался в ней. Он с детства боялся темноты и вышел из ненавистной спальни. Где же Билл?
Он любит врать по мелочи, просто так, забавляясь своим выдумкам и хлопая в ладоши. Фантазер… особенно это хорошо видно на интервью. Любит выдавать свои мечты за реальность, придумывать свою жизнь, мять ее как кусок пластина, лепить из нее что-то красивое…. Такой странный, немного глупый, почти насквозь пропитанный фальшью и дешевой популярностью.
Ему патологически шла ложь.
Как бы липко это не звучало.
Младший брат лежал в пустой ванне в одних боксерах.
Облачка синеватого дыма вырывались из его рта, словно пар, клубились струйками и растворялись где-то под потолком на фоне розоватого кафеля.
Его губы были искусаны, от чего приобрели ярко-красный цвет, а по подбородку, смешавшись со слюной, стекала струйка крови.
Билл улыбался и блаженно щурился в сизеватом сигаретном тумане.
Он покачивал головой, словно он была отдельно от тела – влево, вправо, вперед, назад…
Он ударился затылком о бортик и рассмеялся. Смех звенящий эхом застыл в комнате, словно натянутый на веревку для белья.

Тонкие худая рука безвольно свешивалась за край ванны. На белоснежной, словно сахар коже ярко выделялась вспухшая синяя вена и лиловый синяк от укола. В ванной, в груде окурков, лежал серовато-белый шприц и смятая упаковка таблеток.
Кожа на лице словно натянута, белая, с голубоватым болезненным оттенком…
Синим цветом вена…
. Это было то, чего так не хватало им обоим.
Это была слишком жестокая игра контрастов.
С жизнью.

- ТЫ ОПЯТЬ????
Билл лишь рассмеялся, выпустил дым через нос и откинул голову назад чтобы видеть братца.
- А я звал тебя. Спаси меня… И ты услышаааал… - Билл противно растягивал гласные, да и голос был не его. Чужой.
Он прикрыл глаза и бросил окурок в ванную. Том с ужасом увидел с десяток таких же. Он не медля подошел, приподняв его за безсильно висящие руки и попытался поставить на
пол. Голова брата болталсь словно на волоске, как у сломанной куклы. Зрачки накрашенных глаз были большими, темными, закрывающими радужку…. Билл облизнул и без того влажные губы.
- Том… Радуга… Я так давно не видел радугу. Она разноцветная, яркая… Не только из полосок… Смотри!
Том смотрел. Затуманенными глазами. Жадно. Завороженно. За эти пухлые губы в опасной близости от его лица. Этот запах сладкий запах волос и топленого молока. Старшему казалось, что сколько бы не курил Билл он всегда будет пахнуть каким-то безумным непонятным никому, кроме них детством.
Билл вдруг резко отскочил и прижался телом к холодному кафелю. Его затылок методично ударялся об стену. Бледные кулаки сжались, а из груди вырвался хрип.
- Билл…Ты чертов придурок! Ты же обещал не делать это больше!
Тому хотелось, чтобы его голос звучал повелительно, властно, чтобы в нем были правдивые нотки. Но он врал. Даже самому себе.
Он не хотел чтобы Билл прекращал.
Он был слишком…
Слишком красив в этом сладком безумии.
С этими синими венами, так ярко контрастирующими с бледной кожей.
С этой сумасшедшей улыбкой и вращающимися зрачками.
С этими радостными возгласами откровений, картинок, которых Тому никогда не увидеть.
С этими женскими руками, сжатыми в кулачки.
С этими растрепанными волосами и гримасой сладкой муки на лице.
С этими губами, мягкими наверняка приятными на вкус…
Он был так безумен и так прекрасен. Том задыхался в тумане алкоголя, сигарет и похоти.
- Тооом… - Билл упал на пол и прижался к его ноге. – Прости меня. Знаешь…я мечтаю, что мы уедем. Далеко. И там будет солнце. Большое. Ярко-синее. И радуга, такая как сейчас – ты видишь? – Братец потерся щекой о штанину Тома и нежно взглянул на него снизу вверх. Тому казалось, что только от этого взгляда у него капитально встанет.
Он лишь угрюмо кивнул, стараясь не смотреть на полуобнаженное тело брата.
- НИ ЧЕРТА ТЫ НЕ ВИДИШЬ!!!!! ТЫ ВРЕШЬ ВСЕ! СУКА! – Младший резко вскочил и припечатал брата к стене, крича ему прямо в лицо, опаляя горячим дыханием. Том зажмурился.
- Ты же хочешь, меня? Да? Я же вижу? Блядь, ты хочешь меня всю жизнь, ты только и мечтаешь как меня трахнуть…Да, Том? Об этом ты все время мечтаешь? Это тебе снится, да?– Билл крепко держал его руки и шептал прямо в рот брату, слегка прикасаясь губами к его.
- Билл, ты обдолбан… - Том отвернулся и постарался не дышать, не вдыхать этот запах, такой нежный и в то же время порочный.
- А ты пьян. Я тебя хочу, Том… Сейчас. Чтобы ты меня трахнул. Взял. Выебал. Что угодно. Я тебя хочу. Давно…Мечтаю… - глаза Билла подкатились и он,  наклонившись, впился в губы брата.
Том не мог, да и не хотел сдерживаться. Зачем? Какие-то границы, придуманные неизвестно кем, эти разделения, запреты рамки ничто, по сравнению с этими губами, обхватившими его член. Том  намотал жесткие волосы на руку и начал толкаться Биллу в рот, не заботясь о боли или еще чем-то… Просто. Когда так, нельзя думать. Когда вязкая трясина похоти поглощает тебя, накрывает с головой этим странным порочным ароматом молока и чистых волос… Когда так хочется просто заткнуть ему поглубже в рот, и кончить, чтобы он захлебывался спермой, давился ей, но глотал и смотрел снизу этими развратным взглядом…
Том поднял его с холодного кафеля и поставил на ноги. Как тряпичная кукла, не сопротивляется, молчит….
Он не собирался его растягивать. Просто вошел, толкаясь в жаркую узкую тесноту. наслаждаясь его стонами боли, слезами, всхлипами и едва слышным «Еще..» в гулкой пустоте ванной, получая какое то садистское удовлетворение. Билл дышал с какими-то нечеловеческими хрипами, прерывисто вздыхая. Его била мелкая дрожь, он рыдал…Но все равно ему нравилось, он стонал, прижимался крепче, сам поддавался назад, находя какое то удовольствие в этой боли…
Воздух словно разогрелся до предела, в нем почти появлялись искры…. В ушах зашумело, в глазах затуманилось и Том, больше не сдерживаясь, кончил, придерживая Билла под живот.
По бедрам младшего стекала кровь, тонкими струйками по ногам и на холодный белый пол. Билл облегченно лег и закурил сигарету. Закрыл глаза.
- Том. Ты ее увидел?
- Нет
- Хочешь? – Билл протянул ему спрятанные в ящике белья белые таблетки. – Без них ее не видно. Она прячется…но она есть.
Том заглотил три маленьких круглых капсулы и припал к губам брата. Тот отвечал лениво, едва ворочая языком.
- Билл, чего ты хочешь?
- Мечтааааа….Радуга…Сделай мне больно. Просто сделай и все. Мне так надоело все это – рутина, блеск, работа…Отфильтрованный кукольный мир. Настоящего только ты, боль и радугааа…

Ночной радио-эфир.

- Здравствуйте, приветствуем вас!
- Здравствуйте… Меня зовут Кэт…
- А мы напоминаем, что сегодня на нашем радио особая программа! Только сейчас вы можете дозвонится и задать вопрос группе Токио Хотел! Все вопросы мы им обязательно передадим, и они ответят на них на завтрашней пресс конференции! Спешите! Итак, вас зовут…?
- Кэт. И мой вопрос…в общем то банален. Чем живет Билл…Все пишут что он романтик, мечтает о чистой любви и ищет свою единственную. Не знаю, правда ли это… Я хотела спросить. Билл, о чем ты мечтаешь? В эту самую секунду? О чем ты думаешь?

- Том, выключи радио и иди сюда. Радуга скоро исчезнет.
- Сейчас. Я люблю тебя.
- Я знаю…Братишкааааа…