Глава 2.

Прошла неделя. Билла перевели из реанимации в палату-люкс. Он почти не говорил и не улыбался, мало ел, много спал, был вялым и неактивным, при этом с осторожностью поглядывал на свалившихся на голову друзей, которые постоянно травили байки об их звездной жизни и крутили диски с выступлениями. Между собой те договорились, что ни словом не обмолвятся о происшествии, и даже выдумали версию, как объяснить некоторые неизбежные проблемы с туалетом — операция по какой-то новой методике, так как врачи опасались перитонита. Билл не спрашивал, и это Тома беспокоило. Но еще больше Тома беспокоило поведение брата. Он не просто держался от всех на расстоянии, он явно был не рад гостям и категорически избегал любого физического контакта, вздрагивая даже от случайных прикосновений. Том понял, что все серьезно однажды вечером. Георг и Густав ушли, а он поленился тащиться домой среди ночи и решил заночевать у брата, благо гостевой диван был хоть и не большим, но удобным и мягким. Билл сидел на кровати по-турецки и наблюдал, как Том заваривает чай. Вообще он теперь больше смотрел, чем говорил, словно узнавая всё заново. Том поставил бокал на блюдечко и осторожно понес брату, боясь пролить кипяток и обжечься. Билл заерзал, довольно заулыбался и потянулся к стакану.
— Нет-нет-нет! — смеясь, затряс головой Том и… схватил брата за запястье. — Обожжешься…
Неожиданно лицо Билла исказила гримаса ужаса. Он дернулся назад, выдирая руку. Бокал спланировал на пол, выливая содержимое Тому на штаны и футболку, обжигая живот и ноги. Билл закричал так, словно его режут тупым перочинным ножиком…

Казалось, что его действительно разорвали. Дикая боль разлилась по телу. Он закричал. Завопил. Завыл. Том! — стучалось в висках. — Том! Том! Том!

— Том! Том! Том!
— Билл! Билл! — он подлетел к брату и схватил его за плечи, стараясь унять истерику, сильно прижимая к себе. Билл совсем потерял над собой контроль. Забился в руках, рискуя свалиться с высокой кровати.

Он звал его вслух. Он звал его мысленно. Каждый болезненный, разрывающий на части толчок отдавался в голове словом Том. Том. Том. Больно. Он пытался хоть как-то убрать зад из-под насильника. Том. Том. Том. Пожалуйста. Том. Том… Боль. Ее невозможно терпеть. Том. Том. Помоги. Том. Это длилось вечность. Его вколачивали в хлюпающую под животом жижу. Его били. Больно. Его рвали на части. Сначала один. Потом сразу же второй и третий.

Том растерялся. Он не мог позвать на помощь, потому что приходилось держать Билла, который извивался под ним и кошмарно орал, повторяя его имя как молитву. Том и сам уже молился, чтобы хоть кто-нибудь услышал эти вопли и помог ему. Он обхватил его лицо ладонями и с силой сжал, не позволяя голове мотаться туда-сюда…

На грани полуяви — полусна он помнил, как кто-то жестко толкался к нему в рот, и сперма смешивалась с его кровью. Он задыхался, мычал, крутил головой… Ему закидывали голову назад, вцепившись в волосы, и вновь толкались в приоткрытый рот. Том. Том… Помоги…

Тома не просто скинули с брата. Тома отшвырнули так, что он отлетел на несколько метров назад, впечатался спиной в угол тумбочки и ударился затылком о стул при падении.
— Том! Том! Том! — продолжал орать Билл. Два врача держали его за руки. Медсестра пыталась поймать вену, чтобы вколоть успокоительное.

Когда клацающие от холода зубы прикусили орган, он получил кулаком по челюсти, и сознание наконец-то милостиво избавило его от своего присутствия… Лишь слово Том пульсировало где-то в районе лба красным огоньком. Том… Том…

Том так и сидел на полу в мокрых джинсах, схватившись за ушибленную спину. Глаза огромные. Лицо бескровное. Губы белого цвета. Лекарство подействовало почти сразу. Билл перестал вырываться и мягко отключился. Доктора повернулись к нему, и Тому показалось, что сейчас его разорвут без суда и следствия.
— Я… Я… — быстро забормотал он. — Это не то, что вы подумали… Я держал его, чтобы он не упал с кровати… Я… Я… Это… Это произошло внезапно… Он… Он… — От страха он начал заикаться и путать слова. — Это… Не знаю… Это не я… Я не виноват… Чай… Я сделал ему чай…
Один мужчина подошел вплотную и рванул его за футболку наверх, поставил на ноги. Тряхнул так, что резинка с головы слетела и дреды рассыпались по плечам.
— Клянусь, я пытался его успокоить, — прошептал Том.
— Подожди, Ханс, — остановил второй. Тот выпустил мальчишку.
— Я чай ему сделал, — торопливо принялся объяснять Том. Нет, он не того испугался, что его сейчас покалечат два взрослых мужика, а того, что произошло с Биллом. — Он потянулся за ним, я руку его остановил, говорю: «Обожжешься». А он как забьется в истерике, словно его убивают, того гляди с постели свалится. Я его схватил за плечи, а он еще сильнее вырываться начал. И головой так трясет, что того гляди оторвется. Я его подмял под себя, руками за лицо схватился, а он еще громче орать начал… Что это?
— Пиздец это, — мрачно отозвался врач. — Ты точно его не трогал?
— Нет!
— А почему он орал твое имя?
— А вы когда его держали, он тоже орал мое имя. Что с ним?
— Похоже на посттравматический шок.
— Это лечится?
— Теоретически да. Практически…
— И как это контролировать?
— А никак. Неизвестно, какая ситуация в следующий раз исказиться его сознанием.
— Что делать?
— Завтра лечащий врач будет решать.
Том еле дождался этого завтра.
С утра пораньше приехал Йост. Убедившись, что Билл спит и просыпаться не собирается, Том оставил брата на попечение медсестры и пошел с Дэвидом к лечащему врачу.
— Если травма была сравнительно небольшой, то повышенная тревожность и другие симптомы стресса постепенно пройдут в течение нескольких часов, дней или недель. Но тут мы имеем дело с сильной психологической травмой, и такая болезненная реакция может сохраниться на многие годы, — вещал доктор со скучающим видом, вяло жестикулируя. — Подобно тому, как мы приобретаем иммунитет к определенной болезни, наша психика вырабатывает особый механизм для защиты от болезненных переживаний. Бывает, что человек полностью или частично утратил способность к эмоциональным проявлениям. Ему трудно устанавливать близкие и дружеские связи с окружающими, ему недоступны радость, любовь, творческий подъем, игривость и спонтанность, что мы сейчас и наблюдаем у Билла, ведь на контакт он так и не идет, скорее, терпит ваше присутствие рядом с собой, а в группу, в коллектив, тем не менее, не входит. Как правило, в состоянии посттравматического шока развивается депрессия. Этому чувству сопутствуют нервное истощение, апатия и отрицательное отношение к жизни. В памяти пациента могут внезапно всплывать жуткие, безобразные сцены, связанные с травмирующим событием — как произошло сегодня ночью, когда какое-то ваше, Том, действие запустило реакцию. Они появляются в тех случаях, когда окружающая обстановка чем-то напоминает случившееся в то время, то есть во время травмирующего события: запах, зрелище, звук, словно бы пришедшие из той поры. Яркие образы прошлого обрушиваются на психику и вызывают сильный стресс. Это состояние еще опасно тем, что нередко пациент начинает думать о самоубийстве или планирует какие-либо действия, которые в конечном итоге должны привести его к смерти.
— Вы хотите сказать, что Билл может покончить жизнь самоубийством из-за этих воспоминаний? — вытаращил глаза Том.
— Я не исключаю этого.
— Хорошо, — нервно дернул плечами Том, — я больше не буду заваривать ему чай, если он так реагирует.
— Найдите ему хорошего психолога, — устало вздохнул Йост. — И помните, у вас осталось всего три недели, чтобы сдать мне его нормальным. Извините, у меня дела. — Он вышел из кабинета.
Том вернулся к брату мрачный и серьезный. В принципе, врач объяснил, что надо делать и как себя вести. Но, если Билл вспомнил, что с ним произошло, то… Психолога обещали прислать после обеда. А что делать до обеда, если еще восемь часов утра?
Психолог Биллу не помог. Очнувшись ото сна, парень повернулся ко всем спиной и ни на кого больше не реагировал вообще. И если первые дни после того, как Билл пришел в себя, он хотя бы наблюдал за происходящим, и на лице временами отражались какие-то эмоции, то сейчас брат просто лежал, натянув одеяло по самую макушку и уткнувшись носом в подушку. Ребята болтали между собой так, словно ничего не произошло, обсуждали песни и строили планы. Периодически кто-то пытался втянуть в беседу Билла, но с таким же успехом можно было призывать к диалогу картинку из глянцевого журнала. К тому же Билл и до этого-то почти ничего не евший, начал и вовсе отказываться от еды. На какие только ухищрения они не шли, чтобы заставить его проглотить хотя бы ложку жидкой каши или какого-нибудь пюре. Врачи начали всерьез рассматривать перспективу питания через зонд или капельницу. А Том не хотел, чтобы и без того прозрачные руки брата кололи толстыми иголками — Билл с детства боялся уколов. Капельницы Том разрешит поставить в одном случае: если Биллу будет угрожать реальная опасность. А пока… Перетопчутся!
На третий день «молчанки» и созерцания его спины Том не выдержал. Надо поговорить. Надо все ему объяснить. Надо что-то сказать. Что именно, он пока еще не понимает, но… Наверное надо сказать, как он им дорог и как они расстраиваются из-за произошедшего… Надо хотя бы убедить его, что еда необходима, потому что смотреть на этот скелет уже нет никаких сил… Нет… Не то… Может сначала с психологом поговорить? Господи, да о чем говорить с этим посторонним человеком, когда у них с братом никогда не было никаких секретов! Да они единый организм, понимают друг друга без слов! На этой возвышенной ноте его размышления прервала медсестра, пришедшая перестелить постельное белье Биллу. Тот переместился с кровати почему-то в угол на пол, подтянул колени к груди, обхватив их руками, и спрятал лицо.
— Билл, я покурю, — присел напротив него Том, — а потом давай мы тебя вымоем. Хочешь, я привезу из дома твою косметику? И маникюрного мастера привезу? И Наташу, чтобы она тебя причесала и накрасила? Ты только скажи мне, чего ты хочешь, и я это сделаю для тебя. Только не молчи, пожалуйста. Помнишь, когда ты голос сорвал, тебе врачи говорить запрещали, а ты все равно рот не закрывал, а сейчас… Ты только скажи, я все для тебя сделаю… Сигареты? Выпивка? Только скажи…
Никакой ответной реакции.
Том вздохнул и ушел курить. Что же это такое… Как быть? Что делать?
Внизу он почувствовал что-то неладное. Бросив недокуренную сигарету, понесся обратно в палату. И успел… Окно распахнуто. Билл стоял на подоконнике на самом краю, держась за внешнюю сторону рамы. Сердце оборвалось. В груди резко похолодело. От страха Том замер, но немедленно взял себя в руки и мысленно запретил истерики.
— Билл, если ты хочешь погулять и подышать свежим воздухом, то не стоит так стоять на подоконнике — ты можешь упасть и разбиться. Одевайся и пойдем погуляем во дворике, — Том медленно и осторожно приближался к нему. Только бы успеть его схватить хоть за что-нибудь. Только бы не напугать и не спровоцировать падение… —Если ты хочешь покончить жизнь самоубийством, то не стоит этого делать в данном месте, потому что третий этаж — это не серьезно. В лучшем случае ты переломаешь себе ноги. В худшем — позвоночник. Ты навсегда будешь прикован к постели и будешь гадить под себя, потому что мозг не сможет контролировать процесс испражнения. Тебе хочется лежать в памперсах по пояс в говне и моче? Тебе хочется, чтобы рядом с тобой была посторонняя тетка, потому что наша мать будет пахать на двух работах, чтобы нас содержать? — Боже, что за херню он сейчас несет?! — Но и это еще не все. Ты можешь прыгнуть прямо сейчас. Это твой выбор. Выбор слабого человека. И тогда я скажу, что ты не мой брат. Потому что мой брат всегда был сильным. Он не сдавался даже тогда, когда сдавались все остальные. И он тащил нас к успеху за собой. Мы говорили: «Билл, ты ненормальный, это никому не надо, у нас ничего не получится!» И только ты верил и упрямо шел к победе. Тебя невозможно было сломать. А сейчас кто-то причинил тебе боль. Надругался над твоим телом. Они хотели сломать тебя. И ты сломался. Вот так легко сломался… — Еще пять шажков и он дотянется до его ноги. А если он дотянется до его ноги, то черта с два он позволит ему упасть! — Они хотели, чтобы ты умер. Они сделали все для того, чтобы ты умер. И после того, как ты выжил всем назло, ты поможешь им убить себя? Хорошо, убей себя! Прыгай! — Том неожиданно для себя вскочил на подоконник и встал рядом с Биллом. — Только сначала толкни вниз меня! Мы с тобой одно целое. Я не умею жить без тебя. У нас на двоих одна кровь. У нас на двоих одна жизнь. У нас все с тобой одно на двоих. Даже твоя боль у нас одна на двоих! Я чувствую ее. Я переживаю ее. Я старюсь быть сильным ради тебя. Я делю ее с тобой, потому что мы близнецы. Но если ты умрешь, я тоже умру. В тот же день умру, когда узнаю, что тебя больше нет. В ту ночь я искал тебя несколько часов. Я ездил по городу и искал. Я молился и просил тебя вернуться. Ты вернулся. Не важно, что с тобой произошло. Важно, что ты вернулся. Боль тела пройдет. Раны затянутся. Я сделаю все, чтобы ты забыл этот кошмар. Для меня нет никого важнее тебя. Я люблю тебя любого. Абсолютно любого. Ты мне нужен любой. Если тебя не будет, мне не за чем жить.
Том потянулся к нему, мысленно умоляя всех богов, чтобы они сейчас не вывалились в окно с третьего этажа, потому что реально было сломать не только ноги, но и свернуть себе шею. А такая нелепая смерть в столь молодом возрасте в планы Тома не входила.
— Не трогай меня! — вздрогнул Билл, зажимаясь. — Я грязный… — и всхлипнул.
— Мой бог! — улыбнулся Том. — Ты самый чистый человек на планете!
Резким движением он скинул не успевшего ничего сообразить Билла с подоконника обратно в палату и тут же прыгнул следом.
Билл испуганно пятился от брата на четвереньках, выставив вперед руку, бормоча срывающимся голосом:
— Нет, пожалуйста, нет! Не надо! Не трогай! Нет! Не трогай! Нет! Нет! Не надо! Пожалуйста! Нет!
Вместо того чтобы оставить его в покое и отойти, Том придвигался к нему точно так же на четвереньках, выставив вперед руку, едва не касаясь его пальцев своими, и точно таким же срывающимся голосом повторял:
— Билл, это я, Том… Тебе не надо меня бояться… Это я… Том… Твой брат… Не бойся… Я не сделаю тебе больно… Я твой брат… Не бойся… Посмотри на меня… Я — Том… Я не дам тебя в обиду… Пожалуйста, Билл… Я твой брат… Билл… Не бойся… Я с тобой…
Билл уперся спиной в стену — больше отползать некуда. Его била крупная дрожь. Он сжался в маленький комок, словно уменьшился в размерах, закрывая лицо трясущимися руками и умоляя не трогать его. Том, который из-за той истерики теперь не только боялся прикасаться к брату, но и подходить к нему близко, остановился на расстоянии вытянутой руки. Остатки разума твердили, что он все сделал правильно, согнав его с подоконника, сердце разрывалось от боли, видя, что оно опять начинается. Он должен быть сильным. Он должен как-то ему помочь… Черт побери, КАК? Том протянул руки, как будто желая обнять или поддержать его, падающего, но так и не смог заставить себя дотронуться до трясущегося тела.
— Послушай, Билл… Я не трогаю тебя, видишь? Вот смотри… Видишь? Посмотри… Послушай… Билл, чище тебя никого нет. Ты самый светлый, самый лучший, самый замечательный человек. Ты мое солнце. Ты мое небо. Ты мой день. Даже я не достоин касаться тебя. Ты лучшее, что есть в моей жизни. И не смей думать, что ты грязный… Никогда, слышишь? Ты… Ты даже мыслей таких не достоин… Билл, ты не представляешь, насколько сильно мы все тебя любим. Родители, друзья… Для всех ты самый светлый человек, самый солнечный, самый теплый, самый чистый… Человек, к которому просто не прилипает грязь. Да даже прессе никогда не удавалось очернить тебя. Что за глупости ты сейчас говоришь? Ты три дня лежал и думал, что ты грязный? Билл, мой Билл, какой же ты глупый… Неужели ты считаешь, что мы с ребятами стали бы тут торчать около тебя круглые сутки, если бы считали тебя грязным? Глупый… Да нам даже в голову такого не приходило… А тех, кто посмел дотронуться до тебя, мы ищем. Дэвид нанял хороших детективов. Они их обязательно найдут, слышишь? Они не тебя тронули. Они нас тронули. Меня… И я лично вырву им сердце и оторву руки за то, что они посмели прикоснуться к тебе. Ты мне веришь? Мы их найдем, Билл. Обязательно найдем.
Билл все так же дрожал, сжавшись в комок, все так же просил не трогать его. Том закрыл глаза, чтобы не видеть истерики, и осторожно дотронулся кончиками пальцев до плеч.
— Тихо… — успокаивающе шептал он. — Тихо… — невесомые прикосновения по рукам вниз. — Тихо… — обратно наверх по плечам к шее. — Тихо… — опять вниз. Он и гладил и не гладил его, едва касаясь кожи. — Ты в безопасности. Рядом со мной ты в безопасности…
Мысленно он представлял, как забирает его боль и страх, впитывает их, стирает из памяти. Он каждый день, каждый час ругал себя за то, что выгнал его из дома, что не нашел в том парке, что не смог защитить, предотвратить, остановить. Хотелось забрать его, увезти далеко, на какой-нибудь дивный остров посреди океана, как брат всегда хотел — только он и Билл, и никого больше. Валяться на белоснежном песке и купаться в лазурных водах. Лежать в джакузи и пить коктейли. Есть мороженное до полного онемения языка. Он представлял их беззаботные дни в тени высоких пальм. Как они носятся по пляжу. Как плескаются в океане. Как занимаются виндсерфингом… Он не сразу осознал, что больше не гладит его, а крепко прижимает к себе, все так же шепча всего одно слово: «Тихо…» И он совершенно не заметил, как Билл вцепился ему в спину ногтями и уткнулся носом в шею.
— Увези меня отсюда, Том… — тихо-тихо попросил он…
Он переступил порог квартиры с некоторым опасением. Осмотрелся. Скинул куртку на пол прямо в коридоре. Том стоял чуть в стороне и старался удерживать на лице хоть какое-то подобие улыбки: если с Биллом опять случится приступ паники, то он понятия не имеет, как с этим бороться. Одно Том знал точно — завтра приступ паники случится у медперсонала и Дэвида, потому что они ушли, никому ничего не сказав, Том просто натянул на Билла свою куртку и они, как два вора, сбежала из клиники.
— Это твоя комната, — неуверенно произнес Билл, остановившись у двери.
— Да.
Билл, держась за стену, словно опасаясь падения, добрел до своей комнаты.
— А тут живу я?
Том кивнул. Билл обошел вокруг, слегка касаясь руками мебели.
— Я приготовлю что-нибудь поесть, — осторожно предложил Том. — Хорошо?
— Не хочу, — тихо бросил Билл куда-то в сторону.
Он стоял перед огромным зеркалом и смотрел на себя. Потом перевел взгляд на большой плакат на стене, где два парня — один с торчащими колючками волосами и накрашенными глазами, второй в кепке и с дерзкой ухмылкой — стояли, прижавшись спинами друг к другу. Вновь сравнил с оригиналом в зеркале. Том порадовался, что не заметил плакат в тот злополучный день, когда громил его комнату, и не сорвал, потому что другим повезло меньше — он разодрал их в клочья. Билл словно что-то вспомнил, закрутил головой.
— Вот тут еще один был… Помнишь, нас снимали в какой-то гостинце сидящими на полу? У нас еще глаза закрыты были? Такие темные… Он мне очень нравился…
— Был ураган… Я окно не закрыл… Тут еще два плаката было… Их сорвало… — промямлил Том, пряча взгляд. — Я хотел заказать новые, чтобы повесить на стену к твоему возвращению, но не успел… Но завтра тут все будет, как было, обещаю.
Том потянулся, чтобы обнять его, но Билл, заметив движение в свою сторону, отшатнулся и зажался. Том сразу же поднял руки ладонями вверх, показывая, что ничего дурного не замышлял. Билл смутился.
— Я хочу тебе помочь, — очень мягко произнес Том. — Хочу, чтобы ты стал прежним. У нас никогда не было секретов. Я всегда всё знал о тебе и сам всё тебе рассказывал, всё-всё, все свои страхи и сомнения. Расскажи мне, Билл, что творится в твоей душе, поделись со мной своими страхами, и я придумаю, как избавить тебя от них. Я очень хочу тебе помочь. Позволь мне это сделать, не закрывайся от меня.
— Я не могу… — дернул он беспомощно плечами.
— Почему? — опустил Том руки.
Билл качнул головой и отвернулся.
Но Том не собирался сдаваться просто так.
— Иди сюда к зеркалу, — поманил он брата. Билл робко приблизился. — Смотри.
Том откинул с лица дреды и перетянул их. Затем повернулся к близнецу. Показал пустые ладони, так, чтобы его взгляд зафиксировал руки. Потом медленно потянулся к лицу Билла, отмечая про себя, как тот весь напрягается, словно перед ним стоит хищник. Очень аккуратно заправил волосы ему за уши, открывая лицо.
— Смотри, мы одинаковые. Глаза, — Том показал пальцем на свои глаза в отражении и на глаза Билла. — Видишь, глаза одинаковые? Нос… Губы… Ты мало ел эти две недели, поэтому у тебя лицо сейчас худее, чем у меня. Но форма лиц одинаковая, видишь? Только волосы разные. У меня дреды, а тебе каждый день делают начес. И пирсинг — у меня в губе, а у тебя бровь и язык пробиты.
Стараясь не делать резких движений, он скинул с себя футболку и джинсы, оставшись в боксерах.
— Мое тело кажется тебе грязным или недостойным? — Том в упор смотрел на брата. — Посмотри на мое тело. Оно грязное?
Билл молчал. Грудь вздымалась быстро и резко. Он был на грани.
— Дотронься до моего тела, — Том спрятал руки за спину. — Дотронься.
— Не могу, — одними губами прошептал Билл.
— Попробуй. Постарайся пересилить себя. Давай вместе, — он протянул руку ладонью вверх — этот открытый жест положительно действует даже на животных. Билл с суеверным ужасом смотрел на Тома. — Что ты сейчас чувствуешь?
Молчание.
— Почему ты не можешь дотронуться до моего тела?
Молчание.
— Оно грязное?
Молчание.
— Ты боишься, что я причиню тебе вред?
Молчание.
— Ты боишься меня?
Молчание.
Том даже растерялся…
— Ты думаешь, что измажешь меня своим прикосновением? — выдал он последнюю, явно очень бредовую мысль.
Билл едва заметно кивнул.
Том нервно сглотнул.
— Я сейчас очень медленно возьму тебя за руку. Не бойся. Просто не бойся.
Том потянулся к нему, внутренне приготовившись, что Билл вновь забьется в истерических воплях.
— Вот так… Не бойся…
Дотронулся до кисти и аккуратно взял ее двумя пальцами.
— Смотри… Не больно? Я сейчас просто перехвачу ее поудобнее… Если станет страшно, просто скажи мне стоп.
Билл молчал. Глаза огромные, перепуганные. Том взял руку целиком.
— Сейчас мы поднимем твою ладонь и дотронемся до моей груди. Вот так. Не больно?
Он положил его ладонь себе на грудь. Потом убрал ее.
— Смотри, мое тело такое же чистое, как было. От твоего прикосновения с ним ничего не случилось. Видишь? Оно такое же, как было.
Обратно прижал ладонь к коже. Удерживая руку Билла, второй рукой потянулся к его груди.
— А сейчас я положу руку тебе на грудь. Ты помнишь, просто скажи мне стоп. Приготовься…
Билл перестал дышать, когда Том коснулся его груди.
— Вот видишь… Тебе больно? Нет.
Он убрал руку и показал ее Биллу:
— Она чистая, ты видишь? Моя рука такая же чистая, как и твоя. Мы одинаковые. Мое тело такое же, как твое. И если мое тело чистое, то и твое тело тоже чистое. Давай теперь вместе попробуем дотронуться друг до друга, — он отпустил его ладонь и убрал свою. — На счет три. Раз… Два… Три…
Том все так же очень медленно поднял руку и коснулся его груди. Билл… Билл ошарашено уставился на ладонь брата, а потом потянулся к нему, готовый в любой момент отдернуть кисть. Том напряженно ждал — сможет или нет. Билл замер. Видимо, мысленно досчитал до пяти и неимоверным усилием воли заставил себя дотронуться до Тома. Они стояли друг напротив друга, одинаково касаясь друг друга ладонями, одинаково напуганные и одинаково внутренне счастливые. Отлично. Что там Йост говорил про полтора месяца на запись?.. Кажется, обломается он сильно.
Том решил все-таки попробовал претворить свою идею с помывкой брата в жизнь. Конечно, слишком много событий для одного бесконечно длинного дня, но Билл не мылся с тех пор, как ушел из дома, не считая того, что в больнице его отмыли от грязи в первый день, а потом Том пару раз обтирал его полотенцем. Не хватало еще, чтобы у него вши завелись, волосы уже даже не сосульками висят, а какой-то бесформенной паклей торчат.
— А чтобы ты не сомневался в своей чистоте, я лично ототру твое тело мочалкой от всей грязи, которая, как тебе кажется, к тебе прилипла. Сейчас я сделаю ванну с пеной, а потом сам тебя вымою. Ты только не бойся. Меня не надо бояться. Я убью любого, кто посмеет тебя обидеть. Жизнь за тебя отдам.
Билл грустно улыбнулся.
Вспенивая воду, Том пытался проанализировать последние полчаса их жизни. Никаких неожиданных тактильных контактов — Билл должен видеть и осознавать, что к нему сейчас прикоснутся, тогда истерик не будет. Все делать очень медленно, сопровождать комментариями. Никаких резких движений или звуков. Его надо как-то расслабить… Ладно, можно вообразить, что Билл — это очень дорогая, очень старая, очень хрупкая хрустальная ваза, которая может рассыпаться от малейшего колебания воздуха. Врач говорил, что нужно время… Если верить Йосту, то времени у них нет. Еще альбом писать… Как Билл будет записываться, если он никакой? О’Кей, придется решать проблемы по мере их поступления. Сейчас главная проблема — внушить ему, что он не грязный. Выдумал же чушь!
— Вот смотри, под пеной теплая вода, как ты любишь, — Том привел брата в ванную. — Можешь потрогать ее рукой. Сейчас надо снять одежду. Сможешь это сделать сам или мне помочь?
Билл задумался на секунду, потом кивнул.
— Помочь? — уточнил Том. — Билл, говори, пожалуйста. Я твой брат, но я не умею читать твои мысли. Или тебе больно говорить?
Он снова кивнул.
— Понял. Значит, не говори. Я помогу.
Он опять очень медленно, предварительно показав брату руки, потянулся к краю футболки. Билл задрожал. Том сразу же остановился:
— Спокойно. Все хорошо. Я не сделаю тебе больно. Давай мы еще раз просто дотронемся друг до друга. Это же не страшно? Ну, готов? Раз… Два… Три…
Том прикоснулся к нему ладонью. Тот помедлил, но дотронулся до груди быстрее, чем в прошлый раз и явно не с таким внутренним напряжением. Том не смог сдержать радостной улыбки.
— Когда тебе будет страшно, просто протяни руку и дотронься до меня, хорошо? Попробуем еще раз снять футболку? Я буду очень аккуратен, обещаю.
И опять каждое движение рук словно в замедленном кино. Показать. Зафиксировать его взгляд. Откомментировать действие. Он не представлял, что надо было делать с Биллом, чтобы сейчас с ним происходило такое. Ему надо заново учиться жить, заново привыкать ко всему. Том сильный. Он одолеет его страх. Он вытащит…
С футболкой они справились. Том запоздало понял, что надо снять еще и тренировочные штаны. Кажется, трусов на Билле нет…
— Я могу помочь тебе снять штаны. Если ты стесняешься, то можешь снять их сам. Ты останешься голым. Тебе не надо бояться. Просто заберись в ванну и поваляйся в теплой воде столько времени, сколько тебе захочется. Никто не войдет сюда, кроме меня. А я не причиню тебе зла. Если хочешь, если тебе страшно, то я оставлю открытой дверь. Один твой крик, и я буду рядом. Ты дома. Ты в безопасности. Никто тебя здесь не тронет.
Билл кивнул. Взгляд все равно затравленный. Врач сказал, что это пройдет… Том выдержит. У него больше нет вариантов…
Том отошел в сторону, логично предположив, что без одежды тот не будет чувствовать себя в безопасности даже с ним. Интересно, если Билл так реагирует на прикосновения, то он будет мыться сам или все-таки доверит это дело брату? Тому очень хотелось, чтобы Билл вымылся сам, потому что за всю свою жизнь Том еще ни разу никого не мыл, тем более взрослого парня, пусть даже это его собственный брат.
Билл втянул побольше воздуха, собрался, зачем-то зажмурился и резко сдернул штаны с бедер. Те мягко свалились, обнажая стройные ноги. Он тут же прикрылся руками и сиротливо посмотрел на брата. Том ободряюще улыбнулся и жестом предложил ему залезть в воду.
— Не уходи, — попросил Билл, погружаясь в пену.
— Я с тобой, — устало вздохнул Том, опускаясь на кафель.
Через полчаса, щедро залив мочалку гелем для душа, Том приступил к водным процедурам. Начал он с кончиков его пальцев — вроде бы руки Билл позволял трогать почти безбоязненно. Билл с интересом наблюдал, как брат кругообразными движениями медленно поднимается вверх по руке к плечам, сопровождая каждое свое действие комментарием. Он дернулся, когда тот дошел до шеи и спустился на спину в район лопаток. Том кривился, когда видел, как под его аккуратными и нежными движениями мышцы начинают играть, как бы отодвигаясь, как тело подрагивает, как Билл напряжен. А еще поясница и ягодицы, бедра… Поняв, что Билл держится из последних сил, он отложил мочалку и включил душ — как-никак вода расслабляет. Надо вымыть еще волосы, а нижнюю часть тела оставить на попозже, и так вон сколько сделано. На голове Том оторвался — он массировал ее долго и с удовольствием, периодически спускаясь на шею, разминая трапециевидные мышцы. Он улыбался, чувствуя, что брат расслаблен и податлив, и ему приятно настолько, что иногда он сам поворачивает голову, когда особенно хорошо. Отлично, значит массаж шеи, плеч и головы — это то, что требуется, чтобы снять напряжение и то, что не вызывает в нем паники, значит это лазейка для того, чтобы вернуть его в мир нормальных людей. Странно, но после массажа, вымыть нижнюю часть тела не составило практически никакого труда. Билл хоть и дергался и пару раз отстранял его руки, но Тому удалось потереть и ноги, и бедра, и даже живот с поясницей. Все остальное Билл вымыл к великому томову облегчению сам.
Чистый и без сомнений довольный Билл натянул на себя одеяло.
— Я оставлю ночник включенным, если тебе что-то будет нужно, просто позови меня. Если будет страшно, просто позови меня. Я сплю в соседней комнате. Рядом с тобой. У нас кровати стоят рядом, через стенку. Просто стукни по стене, и я услышу и приду. Ты дома. Здесь ты в полной безопасности. Никто тебя не обидит. Просто позови меня.
Вдруг улыбка сошла с лица. Билл побледнел и прошептал:
— Я звал тебя…
— Я искал тебя… — с горечью отозвался Том. — Но сейчас все будет по-другому.
— Мне страшно…
— Мне тоже.
— Останься со мной.
Том кисло усмехнулся.
— Хорошо, я побуду с тобой, пока ты не заснешь.
Он скинул подушку и опустился рядом с кроватью — перспектива спать на полу его совершенно не радовала. В конце концов, Том и сам безумно устал, сам напряжен, сам давит в себе подступающую истерику из-за полной беспомощности. Но он запретил себе срываться. Он сильный… Он сможет…
Билл пододвинулся к самому краю, свесил ему руку.
— Пока я не засну, — пробормотал он, закрывая глаза.
Утро, как и предполагал Том, началось с грандиозного скандала. В шесть часов Йосту позвонили из больницы и сообщили, что Билл пропал. Не долго думая, Дэвид позвонил Георгу, чтобы уточнить, во сколько они ушли и кто остался с Биллом, если кто-то вообще остался. Ничего не подозревающий Георг сдал друга с потрохами. Поэтому в тот момент, когда сонный Том что-то мычал в трубку, плохо соображая, кто это и чего от него хочет, продюсер уже примерно знал, где находится Билл. И он был зол. Очень зол. Нет, Дэвид Йост был в бешенстве! Он матерился, как последний биндюжник, и грозился наслать на Тома всех демонов ада, а так же отыметь мальчишку во все мыслимые и немыслимые места как минимум кактусом. Между прочим, с большими колючками и без вазелина. И если бы Дэвид видел Тома в тот момент, то обязательно исполнил хотя бы одну из своих угроз: парень, начхав на продюсерский гнев, сладко спал, зябко свернувшись калачиком, а трубка лежала рядом и истошно вопила.
— Ты меня понял?!! — донесся рев из динамика.
— Угу, — зевнул Том и отключил телефон вообще. Психи какие-то названивают… Чертовски холодно… И жестко… Он пошарил рукой в поисках одеяла. Нету. Пододвинулся поближе к краю кровати — может свалилось? Но края не обнаружил. Пододвинулся еще немного. И еще… Разлепил один глаз и с удивлением нашел себя на полу посреди комнаты — видимо упал во сне. На полном автомате с полузакрытыми глазами перебрался на постель, нашел спасительное одеяло, завернулся в него, как в кокон, и провалился обратно в сон. Ему снилось, что к нему кто-то прижимается и обнимает. И от этого кого-то приятно пахло апельсинами и морем.
Его разбудил телефонный звонок. Том вздрогнул и открыл глаза, чувствуя себя полностью разбитым и ужасно не выспавшимся. Обвел взглядом комнату, пытаясь сообразить, куда занесла его нелегкая, а потом подскочил на кровати, поняв, где спит и самое главное с кем. Билл сидел у него в ногах, забившись в угол, обхватив колени, и наблюдал. Телефон противно тренькал где-то на полу, но лезть за ним Тому не хотелось, а Билл явно не собирался.
— Ну и черт с ним, правда? — махнул он рукой и улыбнулся. — Доброе утро. Давно проснулся? Есть хочешь?
— Не хочу, — жалобно скривился Билл.
— Не хочешь и не надо. Давай хотя бы чай вместе попьем, ага? Слушай, я забыл! Там же твои хлопья любимые стоят еще не начатые. Залить тебе их молоком?
Билл капризно нахмурился.
— Отлично! Тогда я делаю нам чай, тосты с твоим любимым джемом и хлопья. Помнишь, как ты в последнем нашем туре ругался на Саки, что в автобусе нет молока? — Том довольно хихикнул и высоким писклявым голоском процитировал брата: — «В автобусе всегда должны быть хлопья и молоко! Что значит, нет молока?»
Билл против воли улыбнулся.
Пока Том возился на кухне, Билл еще раз осмотрел квартиру, пытаясь вспомнить, что и как тут было. В памяти вспыхивали какие-то сценки из их жизни. Вот они только что въехали сюда и ругаются, кто в какой комнате будет жить. Вот покупают мебель. Вот Билл ворчит, что у Тома ужасно грязно, а его вещи разбросаны везде, в самых неожиданных местах, и даже у него, Билла, в комнате. Их первые вечеринки. Радость от возвращения домой после туров. Странная любовь к собственной постели. Билл улыбнулся, он чувствовал себя изменщиком — каждый день новая гостиница, новая постель, чужой запах, неприятный хруст свеженакрахмаленного постельного белья… Они с Томом никогда не гладили постельное белье. Больше всего они боялись, что будут спать дома на хрустящих жестких простынях. Он дома. Он в безопасности. Рядом Том, а за ним он как за стеной. По крайней мере пока.
Потом они смотрели какие-то фильмы, лежа у Билла в комнате. Точнее Том развалился на кровати, закинув нога на ногу и руки под голову, а Билл, обняв подушку, сжался в самом углу у стены, рядом с ногами брата. Том специально поставил любимые комедии близнеца, надеясь, что так он хоть немного расслабится. И на протяжении всего бесконечного киносеанса, Том тайком наблюдал за ним, в какой-то момент поняв, что еще немного, и у него разовьется косоглазие… Билл хмуро пялился на огромный экран плазменной панели. Иногда улыбался. Иногда… А раньше он начинал ржать чуть ли не с титров. Том не выдержал. Выключил телевизор и уселся, поджав ноги, пристально глядя на брата. Тот вопросительно оторвал голову от подушки. На щеке остался неровный красный след. Взгляд настороженный, тело напряжено — он готов сорваться с места в любой момент… Это не его Билл. Его Билл был веселым, общительным, он сводил с ума всех присутствующих своей болтовней и постоянными дурачествами, его всегда было много, до такой степени много, что когда Билл выходил из помещения, всем начинало казаться, что мир исчез. Сейчас Том смотрел на приведение, фантом, бледную тень. Это не Билл. Билл таким никогда не был и никогда не будет. Отчаянье подкатывало к горлу, сжимая душу холодными тисками. Сердце бешено стучало в груди. Хотелось схватить за плечи этого чужого парня и трясти его до тех пор, пока он не отдаст ему брата.
— Тебе надоело? — тихо-тихо спросил Билл, отвел взгляд и, нервно дернув плечами, добавил еще тише: — И вовсе не надо сидеть со мной постоянно.
Том улыбнулся. Улыбка вышла жалкой и кривой.
— Я просто хотел покурить… Ты же не будешь смотреть фильм без меня? — неубедительно соврал он. — Пойдем со мной?
Билл молчал, глядя в сторону перед собой.
Том боялся уйти и оставить его одного — они жили на седьмом этаже, и он опасался, что в следующий раз может не успеть снять его с подоконника. Хотя, если Билл решит самоубиться, то его вряд ли кто-то остановит. И Том понимал это лучше всех.
— Иди, — бесцветно отозвался парень.
— Билл? — едва слышно попросил Том.
Тот лишь вытянул длинные ноги и покрепче обнял подушку. Том вздохнул и медленно вышел из комнаты.
Он стоял на лестничной площадке и смотрел в окно. Сигарета давно истлела, голые плечи, руки и ноги ледяные. Домой возвращаться не хотелось. Надо что-то придумать. Надо как-то его растормошить. Но, прежде всего, надо взять себя в руки. Он сможет. Он сильный. Только вот иногда самовнушение не очень помогало. Руки предательски опускались.
Том дергал за струны, лежа на своей кровати. Одна нога на полу, вторая закинута на спинку. Гитара на животе. Глаза закрыты. Он ни о чем не думал. Просто играл какую-то сидящую внутри себя мелодию. Получалось грустно и очень тоскливо. Но и ему не до веселья. Гитара всегда успокаивала его. Сейчас он просто перебирал струны, пальцы сами скользили по грифу, выстраиваясь в замысловатые аккорды. Две руки — такие разные, но не будь одной из них — не будет и музыки. Одна рисует мелодию, вторая ее раскрашивает. Они с Биллом такие же — две руки, каждая из которых дополняет другую. Нет Билла — нет и его. И сейчас, когда с Биллом беда, он, Том, пытается выстроить хоть какую-то мелодию, только вот не получается ничего, как он ни старается. Том скакал вокруг него целый день, стараясь предугадать любое желание, развлекал, веселил. Билл, как не до конца уснувшая рыба, еле-еле шевелил «плавниками», почти не реагировал на внешние раздражители. Том и сам сейчас был как перетянутая струна, чуть сильнее дернешь и всё, лопнет с пронзительным писком. Нельзя. Надо держаться. Рано или поздно природная веселость брата победит, главное самому не спятить к тому времени. Том не заметил, что в дверях, подперев косяк плечом, застыл Билл. Впервые за целый день его лицо было расслаблено и тронуто улыбкой. Он слушал, как играет брат, а во взгляде проступала нежность.

Глава 4.

— Что это за дерьмо? Вы что, не чувствуете? Это песни не для нас! Они же кошмарны! — исходил желчью парень.
— Билл, твою мать! До сих пор все песни, которые выходили из-под нашего пера, становились хитами! — орал Йост. — Это ты, мальчик, дерьмо иной раз такое пишешь, что хочется оторвать тебе руки и вставить их в…
— Дэвид, не повышай на него голос, — прорычал Том из кресла. Блин, прошло всего три недели с их побега из больницы, еще неделю назад Билл боялся рот открыть, а сейчас спорит, не заткнешь его ничем! — Я с самого начала говорил, что песни хороши каждая в отдельности, но для альбома они дерьмо дерьмом.
— Кто из нас в шоу-бизнесе собаку съел? — подскочил продюсер.
— Вот потому и дерьмо такое выдаешь, что питаешься всякой дрянью, — хохотнул Билл.
— Я тебя сейчас убью, мелкая тварь!
Густав выразительно посмотрел на Георга и едва заметно указал взглядом в сторону двери. Тот так же едва заметно кивнул в ответ.
— Ну вы тут спорьте, а мы с Густавом пообедаем пока, — скороговоркой произнес Георг, и они быстро удрали из комнаты, пока Йост не сообразил и не переключился на них.
Честно говоря, Том тоже улизнул бы вместе с друзьями, потому что ругань солиста с продюсером уже осточертела абсолютно всем, но он боялся оставить брата один на один с Дэвидом. Оба сегодня были не в духе, и оба могли друг друга покалечить. За неделю дня не проходило, чтобы они не повздорили. Биллу не нравились песни и музыка. Дэвид орал, что других нет, и петь он будет то, что ему дали. И Билл честно пытался петь первые три дня, но потом категорически отказался, заявив, что «эту муру он даже в переходе бесплатно петь не станет».
— Дэйв, дай мне три-четыре дня, и я принесу нормальный репертуар. У меня есть кое-какие наброски. Их надо доработать. Потом ты их подчистишь, и будем нормально репетировать, — страдальчески предложил Билл.
— У нас нет ни одного дня! У нас выход через полторы недели! Ты в своем уме? Ты понимаешь, что это все не просто надо записать, что там после тебя работы до хрена?
— Но в таком виде альбом не выйдет.
Том нацепил наушники и прибавил звук. Дэвид с ними нянчится уже столько лет, а так и не понял самого главного — спорить с Биллом бесполезно, только время терять.
После долгих и продолжительных дебатов Йост уступил. Сказал, что часть песен он разрешает Биллу переписать и сделать под себя, а часть он может написать заново. И работа над альбомом сдвинулась с мертвой точки.
Потом они закрылись в студии и работали день и ночь, падая к утру от усталости.
В студийной квартире Билл, самолично придвинув кровать брата к своей (потому что спать на одной было слишком тесно), утыкался носом в его плечо, обнимал рукой и ногой, и отключался на несколько часов, чтобы проснуться мятым и разбитым, выпить много кофе и опять встать к микрофону. И, как и следовало ожидать, однажды утром Густав застукал близнецов в одной постели. Том не знал, куда бы провалиться со стыда, чтобы не видеть его выпученных глаз. Билл же пригладил торчащие в разные стороны волосы и сиплым со сна голосом честно заявил:
— Мне кошмары снятся, я без Тома спать вообще не могу. С ним не страшно.
— А, — подозрительно скривился Густав. — И давно ты спать не можешь без Тома?
— Иди на хуй, придурок! — завопил Том зло.
— Мне, в общем-то, все равно, — пожал он плечами. — Вставайте, завтрак остывает.
И они вновь работали до боли в руках, до кровавых мозолей на пальцах, до хрипоты, чтобы под утро свалиться и отключиться.
Даже спустя несколько дней, когда, казалось бы, Билл стал прежним Биллом, веселым и шебутным, ни Том, ни кто-либо другой по-прежнему не могли дотронуться до него без предупреждения — парня словно переклинивало, он начинал трястись и превращался в затравленного зверька. Постепенно все привыкли к новым правилам общения с Биллом, и критические ситуации сами собой исчезли. Привыкли они и к тому, что Билл везде ходил за Томом, иногда цепляясь за его футболку или прижимаясь всем телом, будто маленький ребенок в поисках защиты у мамы. Как-то Георг позволил себе усмехнуться по поводу новообразования у друга: «Том и его тень» — обозвал он близнецов. Том драться не полез, но так посмотрел на парня, что больше на эту тему никто и никогда не шутил. Только рядом с братом Билл чувствовал себя спокойно и уверенно. Он мог не дотрагиваться до Тома, но он обязательно должен был его видеть. Том стал его ниточкой по жизни. Ниточкой, без которой у Билла не было жизни.
В трудах и заботах пролетело еще две недели. А через три они уже держали красивую коробочку с собственным компакт-диском. Билл, как маленький, скакал по комнате, обнимал ее, целовал и трепетно прижимал к груди. Том улыбался, наблюдая за братом. Георг и Густав строили планы на вечер. Увы, после произошедшего некогда обожающие ночную жизнь близнецы перестали появляться в обществе вообще. Билл за месяц так ни разу и не смог пересилить себя и выйти в люди, целыми днями просиживая либо в студии, либо дома. Он отчаянно боялся чужих. А Том безумно боялся за брата. Но в тот счастливый день Йост всех обломал, заявив, что вечером у них первое интервью-презентация для журнала, а через пару дней большая презентация диска для остальных журналистов. Билл как стоял, так и сел. Одно дело, когда все свои — друзья, охрана, продюсер, а другое — когда придет посторонний… Биллу было велено сидеть бок о бок с братом, кивать и не бояться. Рядом будет стоять Саки и в случае опасности обязательно прикроет всех широкой грудью. Билл стребовал еще Тоби и Дирка. Для надежности.
Забившись в самый дальний угол дивана, Билл с опасением взирал на пришедшего мужчину лет сорока, который очень старался казаться заинтересованным. Он задавал какие-то тупые вопросы. Том и Георг достаточно ловко от них отбивались. Иногда что-то говорил Густав. Билл стойко хранил молчание. Мужик ему не нравился.
— Билл, когда вы поете, что вы себе представляете? — все-таки не удержался корреспондент, которому строго настрого было запрещено задавать вопросы солисту.
— Билл вчера выпил холодной газировки, а сегодня у него болит горло. Врач не рекомендовал ему разговаривать, — тут же сообщил Том, состроив самую разнесчастную физиономию.
Билл положил руку ему на колено и тихо-тихо, слабым от волнения голосом произнес:
— Я представляю себе историю, о которой пою. Одну песню я посвятил брату. В ней рассказывается о том, что, что бы ни случилось, я всегда буду рядом с ним и никогда не брошу. Точно так же, как он всегда со мной.
Том с благодарностью посмотрел на близнеца. Во взгляде читалось обожание.
— А как вам кажется…
— У брата болит горло, — более строгим голосом произнес Том. — Ему нельзя говорить.
И журналист переключился на Густава.
Им разрешили завтра спать столько, сколько хочется, впервые за месяц. Наверное, поэтому Тому снился сон. Обычно они так уставали, что проваливались в темноту забвения, едва голова касалась подушки. Потом их вырывали из сна звонкие писки будильников, телефонов, стук Дэвида (после того случая с Густавом они обязательно запирали дверь). А сегодня его никто не будил, и Тому снился настоящий, яркий, осязаемый, удивительно прекрасный сон. Он занимался любовью. Именно так — не трахался с первой встречной, не грубо драл очередную пустышку, а занимался любовью — нежно и ласково, наслаждаясь прикосновениями, губами, телом. Долгожданной любовью… О которой он уже не смел и мечтать… Возможно впервые в жизни. Его руки мягко скользили по тонкому хрупкому телу, губы едва касались кожи, покрытой мурашками, нос трепетно ловил сладковатый запах. Если бы можно было раствориться в любимом человеке, он бы не просто растворился, он бы распался на атомы, лишь бы всегда жить в этом теле, стать его кровью, быть его духом. Нос защекотало, он чихнул и… к великому своему разочарованию проснулся на самом интересном месте. Недовольно сморщился, коснувшись трусов: чертов утренний стояк, который вновь не получит никакой разрядки, опять не будет настроения, лишь раздражение и обида на весь белый свет. Что-то не так… К нему прижимался Билл. Точнее Том лежал погребенный под конечностями Билла: рука на груди, нога на бедре и аккурат в зад упирается член. Эрегированный между прочим. Хорошо эрегированный, конкретно так. Шеи касается дыхание. Том растерялся. Он-то наивно полагал, что мучается по утрам в гордом одиночестве. А тут вон оно как… В смысле, вот он какой… какое… ээ… ммм… Билл что-то пробормотал во сне и… рука медленно с груди сползла на низ живота и остановилась между пупком и лобком. А потом нагло легла на член. И в тот же момент Том неожиданно кончил, кое-как сдержавшись, чтобы не выгнуться под братом, не застонать, лишь чуть изогнувшись, случайно плотно прижался к нему задом, четко ощущая его член и от этого дурея еще больше. Сердце гулко барабанило в груди. Из глаз текли слезы обиды, досады, злости на самого себя. Он аккуратно убрал его руку и замер, боясь пошевелиться. Черт! Только бы он не проснулся. Только бы не разбудить. Не хотелось бы, чтобы Билл видел его с мокрыми трусами и знал, что это он тому виновник. Достаточно того, что у них за спинами уже шушукаются по поводу «Тома и его тени», а если Билл узнает, что у родного брата на него стоит, то вообще будет скандал. Это не правильно, так не должно быть. Билл завозился. Интересно, а какое у него лицо и что ему снится? Том очень осторожно развернулся. Нос к носу. Билл улыбался. Очень легко, очень нежно. Том никогда не видел его таким. Словно светится весь изнутри. Он опять заворочался. Том затаил дыхание, когда член брата потерся о живот. О, нет! Только не это! Член Тома тут же отреагировал, гордо продемонстрировав отменную жесткость, будто это вовсе и не он только что бесстыдно кончил. Надо будет вечером обязательно кого-нибудь трахнуть, потому что это не дело — стояк на собственного близнеца. Это у него уже крыша едет. Это просто неприлично и аморально! Вот только как избавиться от Билла хотя бы на несколько часов? Так и скажем: «Отвали, брателло, мне ебаться хочется, сил нет…» Нет, нельзя. Иначе брат сорвется. Хотя Том тоже вот-вот сорвется. Очень хочется трахаться. И не с кем. Билл начал прижиматься к нему плотнее. Ресницы подрагивали. Рот приоткрыт. Кончик языка касается уголка губ. Да что же он творит?! Ногти вонзились в спину. Том затаил дыхание. Откуда-то пришло понимание, что ему надо немного помочь. Билл застонал, выгнулся, вжавшись в него животом, и… Том обхватил его за поясницу, зажимая член между животами, чтобы удовольствие было максимальным. Блаженно закрыл глаза, когда почувствовал, как член брата пульсирует, выталкивая белесую жидкость на черный трикотаж трусов.
— Тооом, — донеслось до его слуха.
И Том, широко распахнув глаза, уставился на брата. Ни хрена себе! Биллу снилась ни какая-нибудь длинноногая грудастая красотка, а его собственный брат. И кто из них еще извращенец… Билл расплылся в сладкой улыбке, потянулся. Том притворился спящим.
Том чувствовал, что Билл на него смотрит. Он даже чувствовал, что тот нежно улыбается. Но он не выдавал себя ничем. Он спит. Просто спит. Билл не должен знать, что… Господи, как он отреагирует-то? Легкое касание плеча губами. Поцелуй? Блядь! Нет, это сон. Все сон! Том трахался последний раз два месяца назад. И то, если пятиминутное совокупление можно было назвать сексом. Он уже в собственную чашку смотреть не может, чтобы не представлять себе, как вонзается в горячую плоть… Да, к черту всё и всех! Сегодня у него будет секс! Билл… Билл… Надо будет попросить Дэвида придумать ему развлечение, пусть чего-нибудь порепетирует хотя бы пару часов. Секс! Сегодня! Надо немного потерпеть. Много секса. Сегодня!
Билл очень осторожно выбрался из-под руки брата, так же осторожно сполз с кровати и бесшумно утопал в ванную мыться. Как только Том услышал шум воды, он вскочил, кинулся к шкафу и достал чистые боксеры. Фуф! Кажется, пронесло! Билл не увидит утренней оказии.
Но ни вечером, ни завтра, ни через неделю Тому так и не удалось осуществить задуманное. С каждым днем он становился все резче, все агрессивнее, остро реагируя на шутки друзей.
— Том, что происходит? — спросил как-то вечером Георг, когда они остались одни.
— Нормально всё, — огрызнулся он.
— Было бы нормально, ты бы не кидался на людей. Нам в тур через несколько дней, а ты словно с цепи сорвался.
— Нервничаю, как брат перенесет этот тур, — фыркнул Том.
— Каулитц, если бы я не знал тебя тысячу лет, то поверил бы сразу же. Но я знаю тебя. И знаю, что о брате ты сейчас думаешь меньше всего. Я даже знаю, о чем именно ты сейчас думаешь.
— Тебе надо этим… Как его? Гребаным экстрасенсом подрабатывать в свободное от работы время! — взорвался Том.
— Давай вечером сходим в одно замечательное место, — ухмыльнулся Георг, поняв, что попал в точку. — Думаю, что завтра ты вновь будешь в хорошем расположении духа. Тебе понравится, правда. Даже Густаву понравилось. Можно и Билла прихватить. Пусть его тоже потискают.
Вся спесь с Тома сошла на раз. Он грустно посмотрел на друга и тихо сказал:
— Билла мы не прихватим. Я не хочу, чтоб с ним случился новый припадок. Он ведь только на людях общительный, а один на один… Ничего у него не прошло. Он все помнит. И все так же остро реагирует на любое прикосновение, любого нового человека или новую ситуацию, обстановку. Он старается, я вижу, он очень старается, чтобы все было хорошо, чтобы окружающие думали, что у него все хорошо. Я знаю, скольких сил ему это стоит. Но сейчас ему если и нужен секс, то он все равно никому не дастся. Я не могу его оставить одного. Я несколько дней назад попробовал кровати раздвинуть и спать все-таки раздельно, а он опять среди ночи кричать начал. Не так, как в самом начале, когда я его даже разбудить не мог, но все равно…
— Я попрошу Густава побыть с ним. Том, ты стал невыносимым. Тебе нужна разрядка.
— Нужна… Никто и не спорит. Но я не могу оставить его одного.
— Ну, давай я позвоню своей знакомой. Она сама сюда приедет. Мы с Густавом займем Билла каким-нибудь делом, а ты с девушкой покувыркаешься. Не бойся, ей можно доверять.
Том кисло хмыкнул.
— О чем ты? Я поссать без предупреждения не могу уйти, он меня чуть ли не под дверью сортира сторожит.
— Что делать? Ты же понимаешь, что так дальше не может продолжаться?
— Я справлюсь… Я сильный… — как-то очень жалко произнес Том.
— Ни хера ты не сильный! — вспылил Георг. — Ты взвалил все на себя! Ты прешь все один! Но это же неправильно! У тебя есть друзья, которые хотят тебе помочь. В конце концов, это и наша проблема тоже! Билл наш друг. Мы все за него отвечаем. Том, я не хочу, чтобы с тобой случился нервный срыв. Тебе слова сказать нельзя, ты орешь, ты срываешься, ты психуешь. Если дело только в сексе, то это все можно устроить без проблем…
— Георг, да причем тут секс? — скривился парень. — Я виноват перед ним. Именно я спровоцировал ту ссору, именно из-за меня он оказался на улице. И именно мне вытаскивать его из этого состояния. И если ему комфортно находиться рядом со мной двадцать четыре часа семь дней в неделю, если это его успокаивает и помогает, то я буду рядом с ним столько, сколько ему надо. Даже если для этого придется пожертвовать личной жизнью и, — он тяжело вздохнул, — сексом. Бля, я даже нормально рукоблудием заняться не могу.
— Ты бы поговорил с ним. Объяснил, что ты живой, молодой и желающий иногда спускать пар.
— Нет-нет, не надо. Я сам справлюсь…
Три недели в туре с одной стороны вернули его мозги на место, с другой — добавили проблем.
К выходу в люди Билла готовили Хельга, Дэвид и Том совместно. Хельга работала над психикой, пытаясь вернуть парню уверенность. Дэвид натаскивал его перед встречами с журналистами. Том… Том поддерживал во всем. Чуть ли не за руку вывел впервые на сцену. Был все время рядом во время концертов. На интервью брал инициативу на себя. На всяких шоу сыпал остроумием и светился от счастья. Билл вскоре тоже освоился и начал временами даже кокетничать на камеры. Единственное, что появилось нового в поведении — Билл однажды вышел к фанатам на раздачу автографов, его смяли, и он категорически отказался повторять этот фокус еще раз. Поэтому в райдер группы вписали новый пункт — отель с подземной стоянкой и возможностью приватного выезда.
Проблема же заключалась в том, что если спать в гостиничных номерах на больших кроватях можно было без всяких сложностей, то спать на узкой автобусной полке вдвоем для Тома стало настоящим испытанием. Там было очень тесно. Близнецы были вынуждены спать вплотную. Они не высыпались. И несколько раз среди ночи Том просыпался от того, что их органы весьма неоднозначно реагируют друг на друга. Любая возня, любая игра, вызывала прилив внизу живота. Том так расстроился, что в конце концов решил поговорить об этом с братом.
Он долго подбирал слова и выискивал время. Вроде бы Билл уже не липнет так к нему. Вроде бы руки не цепляются судорожно за его футболку или плечи. Иногда они спали раздельно, когда совсем уставали. Вроде бы Билл уже совсем нормально себя ведет на людях. Трогать его все еще нельзя никому, кроме Тома. Он даже руки ведущим и журналистам не подает, но самое главное — он больше не шарахается ни от чего, появилась уверенность и какая-то стервозность, которой не было раньше. И хотя Том все так же находился под пристальным надзором собственного брата, и все так же в случае опасности, мнимой или натуральной, Билл искал защиты у Тома, все равно жить стало немного полегче. Том и сам понемногу расслаблялся, позволив Биллу два раза за три недели сходить по магазинам с друзьями (естественно под надзором Саки и Тоби). В такие моменты он, вместо того чтобы наслаждаться представившимися парой часов свободы, закрывался в номере и нервничал. В какой-то момент ему даже показалось, что он стал параноиком — Том понял, что начинает дико нервничать, если Билл пропадает из поля его видимости. Ему мерещилось, что с братом что-то случилось, что он опять попал в беду, что его нашли те ублюдки и Билл в смертельной опасности. Он начинал ему беспрестанно звонить. А потом приходилось выслушивать подтрунивание друзей.
Это был их последний концерт в туре. Они безумно устали и вымотались. Завтра домой. А сегодня было решено отпраздновать окончание тура в отеле. Можно, конечно же, пойти в клуб и там оторваться, но Билл скривился и заскулил, что там шумно и ему не нравится, что выпить можно и тут, а потом подурачиться от души, как они всегда дурачились в прошлых турах. Йост попросил только об одном — оставить хотя бы несущие стены в отеле, чтобы его можно было потом восстановить, и куда-то свалил. Охрана принесла им несколько бутылок джина, много тоника, закуски и тоже посчитала свою миссию на сегодня выполненной.
Сначала они просто пили и болтали, вспоминая прошлый тур и смешные ситуации этого тура. Потом настроение поднялось настолько, что просто пить и болтать им стало скучно. Ребята принялись играть в карты на желания. Проигравший выполняет желание остальных. Особенно извращались близнецы. Так, Георга заставили изобразить Билла на сцене. Но не в номере, а в холе их этажа. Густав должен был признаться в любви Георгу и поцеловаться с ним в засос. Билла послали за кончившимися сигаретами. В трусах. Тома заставили сменить широкие штаны на узкие брата, благо, размер поп у них одинаковый. Затем Георга накрасили, кое-как поставили волосы дыбом и велели заказать в номер еще выпивки. Несчастная официантка чуть не грохнулась в обморок, увидев парня. Они носились по этажу полуголые. Они кидались яблоками, клубникой и бананами. Они отрывались по полной. Им было очень хорошо.
Билл размахнулся и треснул Георга по голове подушкой.
— Ты! Ты! Ты мне прическу испортишь! — капризно взвизгнул Георг, изображая Билла, пытаясь ухватить друга за ногу. Билл смешно подпрыгнул и бросился со всех ног наутек, загибаясь от смеха.
— Лови его! — крикнул Георг Тому, который около двери пытался натянуть свои безразмерные штаны, путался в них и постоянно падал.

«Лови суку!» — неслось в спину.

Билл шарахнулся в сторону от брата с такими глазищами, что Том, моментально протрезвев, сразу понял — беда! Он попытался схватить близнеца, но тот лишь со всей дури ударив его ногой в пах и с силой отпихнув, выскочил в коридор. Том взвыл от боли.
— Георг… — мычал он, жмурясь и кусая губы, указывая на дверь. — Быстрее…
Второй раз повторять не пришлось. Ребята кинулись за Биллом.

Надо добраться до людного места. Выложиться по полной, но добраться. Шаги сзади стремительно приближались. Билл внезапно затормозил и чуть присел, пропуская над собой протянутую руку. Метнулся в сторону.

Георг почти нагнал его. Уж чего-чего, а бегать Билл сроду не умел. Но не тут то было! Билл неожиданно резко остановился и присел. Георг сам едва не свалился, когда на него сзади налетел Густав.

Кое-как увернулся от второго преследователя, кувырнувшись сквозь низкие кусты барбариса. Черт! Нельзя уходить с аллеи. В роще проще скрыться, но в случае чего помощи будет ждать неоткуда. Наперерез ему несся третий.

Том, кое-как справившись с болью, вывалился в коридор, чтобы понять, что происходит. Билл пронесся мимо с каким-то охреневшим от страха лицом. Том выматерился. Надо его поймать. Брат ничего не соображает. Он реально сейчас ничего не соображает и может сам себя изувечить.

Билл в очередной раз изменил траекторию — взял левее, ближе к домам. Краем глаза заметил, что слева приближается тот, в песочной куртке. Билл метнулся вправо. Они зажимали его и загоняли в рощу. О, нет! Он подпустил к себе Седого, сбил его с ног и побежал обратно в сторону аллеи. Сильный удар в спину, и Билл кубарем покатился по влажной от росы траве. Но не растерялся, тут же вскочил и опять побежал, теперь уж просто куда глаза глядят.

— Надо в холл, — подскочил Густав. — Там зажмем его.
— Или свалить из коридора и перестать его гонять! — подлетел Георг. — Как думаешь?
Том заметил, как в холе полоскаются занавески из-за приоткрытого окна. Билл тоже это заметил. Близнецы, блядь! Даже мысли одинаковые!
— Только не пускайте его к окну, — прошипел Том. — Что хотите делайте, но не пускайте к окну.
Мальчишки пошли наперерез — Георг к окну, Густав к лестнице, Том к брату. Билла трясло. Он смотрел какими-то совершенно безумными глазами на друзей. Лицо бескровное.

Они все-таки загнали его в рощу. Билл, тяжело дыша, прислонился спиной к дереву, затравленно переводя взгляд с одного на другого. Сердце стучалось в висках, бок ужасно болел, ноги ватные. Он не прорвется сейчас. Надо… Надо…
«Вот ты на хрена тут весь этот театр устроил? — сплюнул в песочной куртке. — Побегать захотелось?»

— Билл! Билл! Посмотри на меня! Это я! Том! Посмотри на меня! Билл, все хорошо! Это только видения! Посмотри на меня! Это я — Том! Пожалуйста! Билл! Билл! — стараясь говорить спокойно, приближался он к брату. Иногда от волнения голос срывался, и слышались истеричные нотки. Том глубоко вдыхал и пытался успокоиться сам. Густав и Георг стояли неподалеку, тревожно наблюдали, как Том маленькими шагами, очень медленно, показывая пустые руки ладонями вверх, приближается к Биллу.

Расстояние между ними стремительно сокращалось. Пока они далеко друг от друга, надо пробовать еще раз сбежать. Выматывание противника бегом — тоже неплохая тактика отвязаться от хулиганов. Том! Черт! Черт! Том! Помоги! Билл собрал остатки сил и понесся напролом мимо песочной куртки. Тот ухватился за его руку, повис на ней, одновременно подсекая и роняя парня. Всё — понял Билл. Теперь точно всё!

О том, что Билл собирается вновь драть когти, Том понял в последний момент. Надо его ловить, иначе он, как дикий воробей, случайно влетевший в комнату, просто себя покалечит. И Том, как кот, прыгнул на брата, вцепился в руку и дернул на себя. Билл потерял равновесие и свалился на пол, сопровождая каждое свое действие оглушительным криком. Он брыкался и извивался под ним. Он вырывался из крепких объятий. Он кусался. Том держал, оплетя его руками и ногами. Том терпел. Том бормотал успокоительные слова, пытаясь достучаться до сознания брата. Билл дрожал в его руках, стонал, выл, умолял отпустить. Том гладил его по спине, шептал в ухо…
— Бля, у нас курево еще осталось? — тяжело посмотрев на Георга, спросил Густав.
— Ты же не куришь… — удивленно повернулся к нему друг.
— Иди буди Саки. Здесь повсюду камеры. Надо забрать запись. Нельзя, чтобы другие видели, какой у нас пиздец в группе творится. Никому ведь не докажешь, что Билл болеет, а не обширялся.
Георг посмотрел на лежащих посреди холла полуголых близнецов. Билл уже не вырывался, обнял Тома и всхлипывал у него на груди. Том все так же что-то бормотал и гладил его по спине.
— Поможешь им до номера дойти? — спросил у Густава. Тот кивнул. — Я быстро. Я мигом…

Глава 5.

Том закрыл глаза и подставил лицо под теплые струи. Они мягко били по коже, чуть массируя ее и расслабляя уставшие мышцы. У него сегодня весь вечер почему-то болели шея и плечи. Не так чтобы совсем болели, просто хотелось, чтобы их помассировали, помяли, погладили. Он устал. Концерты всегда вытаскивают из него массу сил и высасывают практически всю энергию. Затем он просто трупом падает на кровать и забывается до утра. Ну, если удается упасть… Вообще это стало уже традицией — после концерта они немного отдыхают, а потом их куда-нибудь везут организаторы: на банкет, в клуб, куда-нибудь кататься по ночному городу. Честно говоря, в первые минуты этого загула ему хочется, чтобы на организаторов что-нибудь упало. Желательно тяжелое. И убило. Потому что очень хочется есть и спать. Но кого волнует, чего хочет простой трудяга, гитарист и очаровашка Том Каулитц. Никого. Даже Билл как-то уже втянулся и повадился шляться по клубам, как в былые времена. Том улыбнулся. Прошло всего пять месяцев с того страшного дня, и вот он Билл почти как прежний. С той лишь разницей, что прежний Билл все же не цеплялся за одежду брата к месту и не к месту. И спал отдельно. Но все это такие мелочи! Главное, что припадки больше не повторялись. После той кошмарной истерики в отеле, друзья стали относиться к Биллу мягче и внимательнее. И Тому стало полегче во всех отношениях. Билл тоже старался. Том видел и чувствовал, как брат старается, как работает над собой, над своим страхом, над своими отношениями с окружающими. Он даже опять начал раздавать автографы фанатам. Просто взял и пересилил себя однажды. Билл очень сильный. Том это знал и очень им гордился. Наедине Билл вроде бы тоже вел себя спокойно. И хотя он еще не мог оставить Билла одного дома, но, по крайней мере, ему удалось избавиться от его постоянного надзора. В общем, в жизни близнецов все медленно налаживалось. Всё, кроме секса. Том даже беситься уже перестал, хотя утренние поллюции мучили его с завидной регулярностью.
Он почти бессознательно провел рукой по бедрам. Блаженно прикрыл глаза, чувствуя, как тело отзывается на ласку, а низ живота наполняется приятной тяжестью. Взял член в плотное кольцо пальцев и неторопливо провел вверх-вниз. Стонать нельзя. Надо тихо. Медленно. Осторожно. Наслаждаясь прикосновениями. Ну и что, что собственными, можно же представить себе какую-нибудь красотку. Ну или не представлять… Ему это уже как-то и не надо… Вон торчит как, хоть гвозди забивай. Рука двигается очень плавно. Фантазия рисует чье-то тело. У тела нет ни лица, ни запаха, ни каких-то явных очертаний. Просто абстрактное тело какого-то человека. Том даже не был уверен, что это тело имело пол. В фантазии невидимые руки гладили его по груди, теребили соски, невидимые зубы чуть покусывали шею, язык ласкал мочку. Он млел и таял под горячей водой. Руки скользят все быстрее. Конец уже близок. Он запрокинул голову и закусил губу. Дыхание тяжелое. Взгляд затуманен…
— Том? — ошарашенный голос брата чуть не убил его. Том дернулся, поскользнулся, свалился и треснулся затылком о ванну. В глазах вспыхнули искры.
Билл захохотал. Уж слишком смешно близнец навернулся.
Том схватился за место удара и зажмурился от боли. Вода начала приобретать подозрительный розоватый цвет. По рукам и плечам стекали красные ручейки.
— Том! — перепугано подлетел к нему Билл.
Том лишь посильнее закусил губу. В глазах все еще мутно. Только теперь не от удовольствия, а от удара.
Билл суетливо потоптался на месте, взмахивая руками, а потом куда-то убежал.
— Брат, бля, называется, — проворчал он, аккуратно ощупывая ссадину и быстро образующуюся шишку на затылке. Выключил воду, медленно поднялся и потянулся к полотенцу. Помещение неприятно покачнулось. Он уселся на край ванны и приложил полотенце к затылку. Надо как следует промыть от крови дреды, а то вонять будут. Блин, удружил, братец. Какого черта притащился? Он опустил взгляд вниз и хихикнул, глядя на моментально поникший член. — Вот так, брат, мы с тобой и не кончили… Точнее чуть не кончили… Ну, в смысле, жизнь наша чуть не кончилась…
Судя по тому, как по ногам дыхнуло холодом, — в номер кто-то вошел. Судя по тому, как этот кто-то быстро преодолел расстояние от двери до ванной, — он не шел, он реактивно летел. Том даже прикрыться не успел, когда перед ним буквально материализовалась целая делегация: бледный Билл, охреневший Йост, встревоженный Георг и какой-то мужик. И все они дурными голосами орали всего одно слово:
— Том!!!
Тома, о чудо, и мутить перестало. Он сконфуженно сжался и прикрылся ладошкой.
— Вы чего? — покосился он на незваных гостей.
— Билл сказал, что ты убился, — очень нехорошо посмотрел на Билла Дэвид.
— Потом разберетесь, дай, — мужик бесцеремонно убрал полотенце и наклонил голову вперед. — Ушли все! Свет дайте! Что тут у нас? Даже не знаю, что вам сказать… Это просто… Это…
— Боже, он умрет? — вполне натурально перепугался Билл.
— Нуууу, — протянул мужчина. — Конечно, он умрет.
— Сэм! — повысил голос Дэвид.
— Я и говорю, что, конечно, он умрет. Когда-нибудь. Но не сегодня, это точно. Рана небольшая. Видимо сосуд повредился, вот и крови много. Надо ее обработать. И приложить к затылку лед. Ребят, быстренько, притащите мне весь ваш стратегический запас льда или чего-нибудь холодного.
— У меня в номере ведерко с шампанским, — продюсер взглядом указал Георгу на дверь. — Билл, а ты пакет найди какой-нибудь.
— Том, посмотри на меня, — попросил Сэм. — Голова болит?
— Да.
— Я не про то. Кружится? Тошнит? Зрение не можешь сфокусировать? Ты помнишь, какое сегодня число?
— Нормально все, — буркнул Том. — Дэвид, дай мне хотя бы другое полотенце, яйца прикрыть. Или я так и буду голый перед чужими сидеть?
— Я — врач, не стесняйся, — улыбнулся мужчина. — Мы с Дэвидом учились в школе вместе. Вот решили встретиться, поболтать… Пока твой брат нас чуть до инфаркта не довел.
Сэм обработал рану, дал ему какую-то таблетку и велел ложиться спать. Более того, он проследил, чтобы Том с точностью до запятой выполнил все его рекомендации, едва не выпроводив Билла из его собственного номера. Младший брат виновато покрутился у двери и клятвенно заверил доктора, что как только больной уснет, он сразу же покинет помещение. Он так жалостливо смотрел Сэму в глаза, что тот в итоге сдался.
— Том, прости меня, — уселся рядом Билл, когда они наконец-то остались наедине. — Я не хотел тебя напугать…
— Фигня, — гнусаво отозвался тот из подушки. На голове пакет с полурастаявшим льдом неприятно обжигает кожу. — Только ты так не делай больше.
Билл рассматривал его плечи, на которых безжизненно раскинулись мокрые сосульки дредлоков. Слегка различимые под тонкой бархатной кожей мышцы. Два бугорка лопаток. Едва видимые лучи ребер. Изящный изгиб позвоночника в районе поясницы. Такая красивая спина.
— Билл, я придумал тебе наказание.
— Ты жесток, — улыбнулся он.
— Не более жесток, чем ты, — хмыкнул брат. — Помассируй мне шею и плечи. Просто жить не хочется, как болят.
— А что они болят? — Билл мягко начал разминать мышцы.
— Не знаю. Неприятно как-то… Словно тяжести носил весь день.
Билл то едва касался кожи, то мял ее, причиняя боль. Он разогревал уставшие мышцы. Прикосновения нежные, но в то же время чувственные. Слегка пощипывал, потом чуть ли не выворачивал. Том постанывал от удовольствия. Билл, видя, что брату нравится, начал несильно надавливать на плечи кулаками — так кот мнет кошку. Легкие «топотушки» опять сменились сильными движениями. Он спустился на тело. Собирал кожу складочками, попеременно бил расслабленными кистями вдоль позвоночника. Просто гладил. Он быстро устал от неудобной позы, поэтому, не раздумывая ни секунды, перекинул ногу и уселся верхом на брата. Том фыркнул от непривычного веса, но никаких возражений не высказал. И Билл принялся с удвоенной энергией массировать спину. А потом на него что-то нашло. Он склонился над Томом и поцеловал его между лопаток. Том хихикнул, поиграл мышцами. Билл хищно улыбнулся и вцепился в выпирающую косточку зубами. Том заржал. Он перекинулся на плечи. Что-то фырчал ему в шею, покусывая кожу слегка или ощутимо. Нежно целовал. Водил языком. Потом опять руки собирают складочки. И вновь губы и зубы. Том извивался под ним и хохотал, но не скидывал. Он грозился отомстить, дрыгая ногами, пытаясь достать зад брата. Один раз ему это даже удалось — он треснул пяткой Биллу по пояснице.
— Вау, ты что, зверушка, огрызаешься? — притворно зло зарычал брат и присосался к коже чуть ниже плеча, оставляя небольшой синячок засоса.
Он еще долго возился, ласкаясь и играясь с братом. И не понятно кому это надо было больше — уставшему Тому или соскучившемуся по нежности Биллу. Так хорошо, когда рядом есть кто-то родной, способный понять, почувствовать, помочь.
Билл, свернувшись калачиком, уютно устроился на плече Тома, щекотно дыша ему в шею. Том чмокнул его в лохматую макушку. По лицу блуждала довольная улыбка. Подрочить не дали, так хоть массаж потом классный сделали. Нет, все-таки от Билла иногда какая-никакая, а польза бывает.
Проблема подкралась неожиданно и ударила в спину. На одном из концертов Билл отважился и повторил свой любимый трюк с вытаскиванием фанатки на сцену. Чего на него нашло в тот день? Он вообще как-то нездорово дурачился, на грани какой-то, словно вот-вот истерика случится. Том весь концерт неотрывно следил за братом. Тот носился по сцене, как угорелый, доставал и пихал его и всячески домогался Георга, который бросал вопросительные взгляды на Тома. А что Том? Том и сам в шоке… А потом он вытащил на сцену ту девицу. Она не понравилась Тому сразу же. Вот бывает такое — раз! и хоть стреляйся! — не нравится человек. Билл объяснил, в каком месте деваха будет открывать рот. Та кивала, повизгивала в микрофон и сворачивала голову в сторону Тома. Стоит ли говорить, что горланила она невпопад, а жадный взгляд пожирал Тома вместе с его «Гибсоном». Билл, пытаясь привлечь внимание к своей персоне, даже поцеловал деваху в щеку, но стоило ему отпустить ее руку, как она с похвальной скоростью и воплем: «Том, я тебя люблю!!!» — понеслась к старшему близнецу. Том сильно прифигел. Билл опешил. Густав ухмыльнулся. Георг просто заржал. Конечно же, добраться до предмета своего обожания девушка не смогла — ее перехватил Саки, черной тенью скользящий по сцене. Билл от произошедшего еще больше завелся, и концерт они закончили на какой-то неприятной истеричной ноте.
Они никуда не поехали, как их не уговаривали. Билл нездорово ржал, зло шутил, глаза нехорошо блестели. Том чувствовал, что что-то не так, но не понимал, что именно. Во избежание несчастного случая, Саки и Тоби отвезли близнецов в отель. В номере Билл рухнул на постель прямо в обуви, лицом в подушку и больше не подавал никаких признаков жизни. Том решил оставить его в покое (мало ли какие тараканы завелись сегодня в голове брата), сдвинул два кресла, вытянулся в них и принялся щелкать каналы. Но через два часа подозрительная тишина со стороны кровати начала его напрягать.
— Эй, человек, ты живой? — запустил он подушку, которую подкладывал под поясницу.
— Иди на хуй! — зло завопил Билл.
Глаза удивленно расширились. Том выбрался из кресла и подошел к брату, остановившись на безопасном расстоянии.
— Что с тобой? — вкрадчиво спросил он.
— Съебись! — лягнулся Билл. И Том порадовался, что предпринял некоторые меры предосторожности: получить ногой куда-нибудь — не самое интересное развлечение в жизни.
— Билл, что происходит?
— Надоел ты мне! Отвали от меня! Пошел вон! — истерично закричал брат, вскакивая на кровати.
— Я уйду, не вопрос, — спокойно отозвался Том. — Но не раньше, чем ты объяснишь, что на тебя нашло.
— Съебись, я сказал! — Билл постарался пнуть его ногой.
Том попятился. Стало даже интересно, что за шиза осчастливила младшего.
— Оставь меня! Отвали! — срываясь на визг, голосил брат.
— Почему? Что произошло? Что случилось? — настаивал на ответе Том.
Билл подлетел к нему вплотную и схватил за грудки. Тряхнул несопротивляющегося брата и с силой оттолкнул от себя. Том натолкнулся на кресло, но на ногах удержался. Вечер переставал быть томным и грозил закончиться ломанием мебели.
— Почему?! — вопил Билл, зло сверкая глазами. — Почему?!
— Что «почему»?
— Да, я и спрашиваю, по-че-му?! Я для нее грязный, да? Я для всех грязный, да? У меня уродское тело? У меня кошмарная внешность? Или она все знает, и я ей противен? Я противен!
Том нахмурился.
— Ты влюбился? — осторожно спросил он.
— О чем ты? — Билл взмахнул руками и двинулся на Тома. Тот внутренне весь подобрался, приготовившись защищаться. Уж что-что, а бить он себя не позволит точно!
— Ну ты… Ты вообще о ком?
Билл остановился в одном шаге от него и пристально уставился в глаза.
— Почему она не захотела со мной?
— Бог мой! Тебе какая-то дура не дала что ли? — гоготнул Том.
Билл посмотрел на него, как на последнего придурка.
— Почему она сбежала? — жалобно спросил еще раз. — Та… которая… там…
— Та дура, которая ломанулась ко мне что ли? — наконец-то дошло до Тома.
— Да!
— Идиот! Я-то думал… Дура она, вот и всё. И потом, она с таким же успехом могла чесануть к Георгу или Густаву, если бы была их фанаткой. Билл, не все девушки в этом мире обожают твою незабвенную тушку, есть и те, кто любит меня или кого-то из ребят. Просто тебе повезло вытащить из пятнадцати тысяч зрителей именно мою фанатку. Расслабься.
— Нет, ты не понимаешь, — горько произнес Билл. — Я для нее грязный. Мое тело ужасно. Она ненавидит меня… Я даже ее поцеловал, а она… Она отвернулась… Я был ей противен, понимаешь? Я чувствовал это. Она отталкивала меня. Я грязный… Меня никто и никогда не будет любить. Я для всех заклеймен… Я опозорен…
Главное, нельзя сочувствовать, — вспомнил Том наставления Хельги. Интересно, он сам понимает, какой бред несет?
— Хорошо, — вздохнул Том. — Начнем с начала.
Он взял брата за руку и подвел к зеркалу. Билл, поняв, что задумал Том, недовольно вырвался и зашипел:
— Я знаю, что ты сейчас скажешь! Она оттолкнула меня! Она отказалась со мной целоваться! Она убежала к тебе! Значит я для нее грязный!
— Не вижу логики! — вспылил Том. — Билл, ты умудрился выбрать из целой толпы народу ту, которая влюблена в меня! А теперь ты мне втираешь, что ты грязный! С чего ты грязный? С того, что она предпочитает меня? Да среди всех этих телок, найдется в три раза больше тех, кто, выбирая между мной и тобой, выберет тебя! И в двадцать раз меньше тех, кто выберет Георга или Густава вместе взятых!
— Ты не понимаешь!
— Я понимаю! Ты нашел предлог не любить собственное тело! А причину ты обнаружил во мне! Из твоих слов выходит, что я виноват в том, что ты не любишь собственное тело! А свои выводы ты строишь на том, что какая-то девица отказалась сегодня с тобой петь «Кричи!». Ну не бред ли?!
Билл обиженно сопел, глядя в сторону на пол. Том терпеливо смотрел на него.
— У тебя есть девушка? — неожиданно спросил он.
Том качнул головой.
— А у меня была девушка?
— Раньше была. Сейчас нет.
— Почему? Она бросила меня, когда узнала, что случилось?
— Ох, — вздохнул Том, раздраженно закатив глаза. — Потому что ты стал плотно заниматься музыкой, и на девушек у тебя не стало хватать времени. Ты переживал долго и написал несколько прекрасных песен. С тех пор ты один. Ну, то есть, у тебя нет никого постоянного, если не считать редких случайных связей.
— Значит, она меня не бросила?
— Скорее ты ее.
— Я плохо это помню… У меня, знаешь, еще есть небольшие провалы в памяти. Вроде бы все помню, а какие-то мелочи нет, — тихо признался Билл.
— Понимаю… Тебя сильно ударили… Стресс…
— Том… — Билл закусил губу и сдвинул брови на переносице. Возникла неловкая пауза. — Том… обещай, что ответишь мне честно… Поклянись…
— Ну, клянусь, — промямлил Том, которому уже порядком поднадоел весь этот цирк и несмешные клоуны. Более того, Билл начал его раздражать. Вот просто бесить он его начал.
— Нет… Ты любишь меня? Я что-то для тебя значу? — Билл заглядывал ему в глазах с видом побитой собаки.
— Ну, люблю… Ну, значишь… — все больше хмурился Том, предчувствуя какую-то подставу.
— Тогда мной поклянись…
— Ты спятил? — с трудом сдерживался он.
— Поклянись мной, что ответишь честно.
— Бля, клянусь тобой, что отвечу честно. Бля буду, зуб даю! — все-таки психанул он.
— А меня можно любить? После всего того, что они со мной сделали? Меня кто-нибудь сможет полюбить? Мое грязное тело, которое трогали другие?
Губы тронула снисходительная улыбка. Он просто не смог сдержаться. Посмотрел на брата с мягкой насмешкой и нежно отозвался:
— Ну, конечно, а почему нет? Билл, любят не тело, любят человека. Если я люблю тебя, мама любит тебя, ребята любят тебя, то почему девушка не сможет полюбить тебя, такого, какой ты есть, твое тело, твою душу, твою улыбку? Она будет любить тебя целиком, а не частями. Она будет отдавать тебе себя целиком… — он обнял его, потрепал волосы.
— Но я ведь грязный, — неуверенно всхлипнул Билл, вцепившись в спину.
— А ты помойся и будешь чистым. Иди, ложись спать. Ты устал сегодня. — Том начал снимать с него футболку, расстегнул пуговицу на джинсах. — Давай, вали в постель.
— Ты останешься со мной?
— Конечно, останусь. Ты же завалил мой номер своими чемоданами, я даже к кровати не могу подойти, чтобы не переломать ноги.
— А ты сделаешь… — он замялся. — Ну…
— Я все сделаю, что ты захочешь, — улыбался Том. Потом спохватился и добавил: — В пределах разумного, естественно.
Уставший Билл со съехавшей за вечер крышей попросил легкий массаж — «как я тебе делал». Том недовольно выпятил губешки, но согласился погладить брата по спине. Делал он это лениво, мягко и очень осторожно, боясь неловким движением вызвать истерику. Просто водил ладонями по спине, чуть щекотал пальцами, меняя интенсивность и силу прикосновений. Билл жмурился от удовольствия и протяжно вздыхал. Потом перевернулся под Томом на спину. В глазах опять тревога.
— Том, а если она не захочет?
— Что не захочет? — рассеянно оторвался от подсчетов, сколько месяцев он не трахался и что с этим делать.
— Ну, если она не захочет?
— Найдешь другую.
— А если и та не захочет?
— Билл, вероятность того, что тебя кто-то не захочет — ничтожно мала. — Том сдвинулся с бедер на ноги. Какого черта он не пошел спать к себе в номер? Какого хрена он делает тут и зачем выслушивает этот бред?
— А если она не захочет со мной целоваться?
— Слушай, хочешь, я найду ту, кто захочет с тобой и целоваться, и трахаться, и все, что угодно делать? Вот выйду сейчас на балкон и спрошу, кто хочет с тобой трахаться?
— А ты бы стал со мной целоваться?
Том недоуменно застыл. Показалось?
— Я вообще-то твой брат.
— Ну, если бы ты не был моим братом?
— Я с парнями не целуюсь. Я девушек люблю.
— Значит, ты тоже меня не любишь…
— Люблю, — изо всех сил старался не послать его на хер Том. Боже, где Билл сегодня забыл мозг?
— Но ты не хочешь со мной целоваться.
— Билл!!! — взревел Том. — Ты не педик, чтобы целоваться с мужиками. Я не педик, чтобы целоваться с мужиками! Мы с тобой не педики! Мы нормальные гетеросексуалы! Если ты хочешь трахаться, то тебе сейчас это организуют на раз-два.
— Я не хочу трахаться! Я хочу понять, почему она оттолкнула меня!
— Бля, ну ты герой не ее романа! У всех разные вкусы! — Том соскочил с Билла и, накинув на плечи халат, удрал из номера. Лучше переломать ноги о чемоданы, чем находиться в одном помещении с идиотом.
Он ополоснулся и забрался под одеяло, мысленно ругаясь на брата последними словами за испорченное настроение. В голову лезли отвратительные мысли. Не прошло и часу, как в дверь поскреблись. Том устало хмыкнул и поплелся открывать. На пороге стоял разобиженный Билл с одеялом в обнимку.
— Надеюсь, у тебя есть для брата подушка? — проворчал он, отодвигая улыбающегося близнеца и просачиваясь боком в комнату. Преодолев все препятствия в виде собственных чемоданов, рухнул на постель, бросив свое одеяло рядом с кроватью, осторожно, стараясь не выпустить тепло нагретого места, забрался под одеяло Тома и уткнулся носом в подушку. — Дверь-то закрой и выключи свет. Терпеть не могу спать со светом. Бросил меня там околевать, а еще говорит, что любит. Ни стыда, ни совести. Я, можно сказать, уже заболел, а ему хоть бы хны. Кхе-кхе… Ну вот! Я уже чихаю! То есть кашляю.
— Господи, — почесал Том за ухом. — Какая ж ты зануда…
Они лежали в обнимку, потому что в номере действительно было прохладно, и болтали о пустяках. Все недоразумения этого тупого вечера прошли сами собой. Билл не капризничал и, кажется, нашел свой мозг. По крайней мере, он больше не бесил Тома своими дурными креативными мыслями. Билл взял дредлок и самым кончиком с несколькими выбившимися волосками принялся рисовать на груди брата фигурки.
— Томми, а у тебя было много девушек?
— Не знаю, я не считал. Наверное, много.
— А это приятно, когда любят твое тело?
— Я не знаю. Приятно, когда ласкают твое тело. Мне все равно, любит она мое тело или нет. Она делает мне приятно, если я хочу, то делаю приятно ей. Все счастливы, все довольны. А что ты завелся-то сегодня?
— Просто мне кажется, что мое тело никто не способен любить и ласкать.
— Почему?
— Оно грязное. Я никому не нужен.
— Билл, только не начинай все заново.
—Нет-нет, — испуганно приподнялся он на локте. — Я не о том. Я пытался вспомнить, каково это, когда ласкают тело, и не смог. Понимаешь, я не помню эти ощущения вообще.
— Ну, это примерно, как я тебя сегодня гладил, только с поцелуями и возбуждением.
— Ты меня не гладил, а щекотал.
— Гладил.
— Щекотал.
— Гладил!
— Щекотал! Мне лучше знать!
— Щекочу я вот так! — и Том быстро пробежался пальцами по его ребрам. Билл захихикал и сжался, уворачиваясь от брата.
— Все равно ты меня щекотал, а не гладил, — не унимался он.
Том с удвоенным энтузиазмом принялся его щекотать, выбирая самые уязвимые места. Билл хохотал и кривлялся, извивался и закрывался, отпихивал брата. После непродолжительной возни, Том отпрянул и с довольным, очень хитрым взглядом ехидно процедил:
— А вот так я глажу…
Руки заскользили по телу. Том закрыл глаза. Хотелось просто что-то доказать. Даже не Биллу, самому себе. Ведь он тоже соскучился по ласке. А, ласкаясь, он получал ласку в ответ. Он гладил его — по плечам, по шее, по груди, по животу — нежно и очень аккуратно, едва касаясь кончиками пальцев. Он чувствовал, как теплая кожа покрывается мурашками. Голова постепенно отключалась, уступая место фантазии. Как в его снах. Тело. Такое родное, такое любимое. Тело. Которое жаждет его прикосновений. У тела нет пола. У тела нет каких-то очертаний. Словно в полусне, в полу-тумане. Хотелось заласкать его, затискать, зацеловать. Только во сне тело страстно отвечало ему тем же, а сейчас почему-то лежит, как мраморная статуя, раскидав руки в стороны. Но это не страшно… Он сейчас сможет оживить даже мрамор. Губы мягко касаются напряженных сосков. Язык требовательно их теребит. Зубы чуть прикусывают и оттягивают. Согреть дыханием. Остудить. Вновь зацеловать. Выше к шее. Не касаться лица. Пусть тело пока останется просто телом. Язык оставляет мокрые дорожки. Скользит по ямочке ключицы вверх. Бугорок адамова яблока нервно дергается. Вниз. Обратно к ямочке. На плечи. Выдохнуть рядом с ухом. Легкий стон. Нравится… Губы прихватывают тонкую кожу. Но не причиняют вреда. Осторожно. Медленно. Нежно. Руки. Тела соприкасаются. Трутся друг о друга. Запах дурманит. Хочется целовать. Целовать. Целовать. Гладить. Гладить. Гладить. Он целовал и гладил. Отдавал всю накопившуюся за долгие месяцы нежность. Выливал ее сладкой патокой. Выпивал ее тягучим медом. Низ живота тянуло и щекотало. Он намеренно наклонялся низко, чтобы задеть ноги, — так член касался бедер. Жмурился от удовольствия и прижимался плотнее. Рука блуждает на границе между голым животом и тонким трикотажем. Остатки разума не позволяют спускаться ниже. Организм просит, умоляет, требует. Рука нарушает запрет. Разум резко возвращается…
Том отдернул руку и отскочил сам, словно обжегся, со страхом уставился на трусы, на которых образовалось мокрое пятнышко. Спустя пару секунд до него дошло — у тела есть… член! А это пятнышко — смазка! Член напряжен и готов к активным действиям! Его был не лучше — торчал так, что любой мужик позавидовал бы … И такое же пятнышко… Том перепугано повернулся к Биллу. Тот смотрел на него во все глаза. На лице какая-то дикая смесь ужаса, блаженства, отвращения и удовольствия.
— Извини… — попятился Том, неловко сползая с постели. — Я не хотел… Извини… Я… Черт! Я просто давно не трахался… Я… Это случайно… Извини…
Он скрылся за дверью ванной.
Включил воду, словно принимает душ, и рухнул на пол, схватившись за голову. Бля, вот это он попал… Вот это он залетел… Вот это он влетел по полной программе. Что он скажет теперь? Как будет в глаза смотреть? Как общаться? Пожалуйста! Пожалуйста! Пожалуйста, только пойми правильно! Просто переклинило! Случайно вышло… Пожалуйста! Том сидел на полу, сжавшись в маленький комок, и дрожал. Так попасть! Так подставиться! Придурок! Идиот! Билл и так не в себе, а тут еще это… Он же его теперь возненавидит. Он будет его презирать. Он отвернется от него. Почему до сих пор никто не придумал такую штуку: захотел куда-то переместиться, назвал место — раз и готово! Он бы сейчас удрал куда угодно, лишь бы не видеть осуждения в глазах близнеца. Или ластик! Да, почему еще никто не придумал таблетку — ластик, стирающую память навсегда. Выпил ее с вечера, а на утро ничего не помнишь вообще. Что делать? Что делать? Он не простит… Он не поймет…
Вода перестала литься — кто-то выключил кран. Этот же кто-то попытался отодрать руки от его лица. Но Том лишь сильнее уткнулся носом в ладони. Он обнял. Погладил по сгорбленной спине.
— Что ты? — спросил тихо. — Ну что ты?
— Прости меня, — едва слышно пробормотал он.
— За что?
— За это…
— Ну, я же сам просил, чтобы ты меня погладил.
— Да, но это не должно было перерасти в такое.
— Какое?
— Это неправильно. Так нельзя.
— Сначала я тоже так подумал. Но… Мне очень давно не было так хорошо.
— Билл…
— Я нуждался именно в такой ласке.
— Но…
— Я знаю, что это неправильно. Но правила пишут для того, чтобы их нарушать.
— Билл…
— Не говори ничего больше. Пойдем спать.
— Ты…
— Идем.
— Только…
— Это будет нашим секретом. Обещаю.
Билл накрыл их одеялом и прижался к Тому. Очень хотелось спать. Конечно, было не здорово, что разрядку никто из них не получил. Но… Черт, он и не знал, что старший близнец умеет так ласкаться. Впервые в жизни Билл пожалел, что они братья. Сейчас он бы душу дьяволу заложил в обмен на то, чтобы стать одной из его девушек. Хотя бы на ночь.

Но он не стал слушать, нажал кнопку первого этажа, улыбнулся и чмокнул его в щеку.
Это была самая дурацкая особенность лифта — подбирать на этажах всех желающих спуститься вниз. Когда дверь распахнулись на шестом этаже и вошел сосед, Билл даже не посмотрел в его сторону. Зато у Тома потемнело в глазах от гнева. Как-то так получилось, что за последние месяцы они не пересеклись ни разу, а тут раз — и сразу вместе в лифте. Парень покосился на Тома, кивнул повернувшемуся к нему Биллу. Билл немедленно расплылся в улыбке.
— Как дела, Альфред? — весело прочирикал.
— Отлично, — засветился он. — А ты как? Вижу, твой дружок тебя не прибил, слава богам. А то я тогда хотел уже полицию вызывать.
То ли Альфред не рассчитал с шутками, то ли Тома переклинило, но дальнейшее больше походило на дурацкую сцену из третьесортного мексиканского сериала.
— Урод! — зашипел Том, словно разъяренный кот, и накинулся на соседа с кулаками.
Билл зажался в угол, с ужасом наблюдая, как клубок тел вываливается из лифта на первом этаже на лестничную площадку. Он не успевал следить за кулаками, бьющими по телам, за сдавленными криками, за матом. Он не понимал, кто кого под кого подмял и за кого хвататься, чтобы растащить их. В голове как будто что-то щелкнуло. Память вернулась.

Билл чистил зубы, сонно глядя на себя в зеркало одним глазом. Сзади подошел Том. Провел пальцем по позвоночнику, оттянул резинку трусов и отпустил ее. Она неприятно шлепнула по коже.
— Отвали, — брыкнулся Билл.
— Ах, все хотят Билла Каулитца! — картинно заломив руки и притворно закатив глаза, простонал Том. — Но только мне выпало счастье видеть его опухшую рожу по утрам.
— Еще скажи, что ты тоже хочешь Билла Каулитца? — недовольно приподнял бровь Билл.
Неожиданно Том прижался сзади и толкнул его бедрами:
— Хочу ли я засадить тебе? — он погладил низ его живота, глядя через плечо в отражение глаз. Пальцы чуть оттопырили резинку спереди. — А что, хочешь попробовать? А то давай! — Том еще раз пихнул его бедрами.
— Пошел вон, извращенец! — пихнул его локтем Билл. — Сам придурок и шутки такие же.
Том заржал, снял трусы и залез в ванную.
— Билли, малыш, решишь потрахаться, приходи, — идиотничал брат.
— Урод!
— Между прочим, мы близнецы.
Том иногда отвратительно шутил. Он знал, как Билл ненавидит разговоры на эту тему, и периодически доводил его до бешенства. А сегодняшняя выходка еще и испортила Биллу настроение. Потом Том откровенно издевался над ним за завтраком. В итоге Билл распсиховался и, бросив хлопья, ушел к себе. Но вскоре Том и там его достал. Слово за слово они сильно поругались.
— Не жди меня вечером, — фыркнул он в дверях, крутя ключи от машины на пальце. — Я сегодня приятно проведу время.
— А, — ехидно протянул Билл. — То-то я все понять не могу, какого хрена ты мне нервы мотаешь, а тебя стояк замучил? Сними себе мальчика посмазливее, извращенец!
— Пошел ты! — скривился Том.
Дверь хлопнула. Он ушел.
Билл набрал полную ванну теплой воды и погрузился в воду. Совершенно непонятно, что на него нашло. Вроде бы они уже два дня дома, и брат отдохнул и выспался. Вроде бы вчера вечером было все хорошо. Нет, конечно, случалось, что у Тома бывало отвратительное настроение, но не до такой же степени. А, может, месячное воздержание так плохо повлияло на его разум? Они на гастролях, выбирая между сексом и сном, всегда предпочитают сон. Да и сексом-то там особо не позанимаешься — негде и некогда. Он провел кончиком пальца по телу. Шикарно, дожили, теперь к нему пристает его собственный брат. Мало ему всяких моральных педофилов, озабоченных фанаток и агрессивных фанатов, так теперь и Том его домогается! Кому рассказать — засмеют и затравят.
В дверь кто-то отчаянно ломился, звонил и стучал явно ногой. Билл удивленно сел. Потом встал. Потянулся за полотенцем. И увидел… Боже! Какая лужа! Рискуя свалиться на мокром скользком кафеле, он бросился открывать, одновременно обматывая бедра полотенцем.
— Вы в своем уме?! — вопил светловолосый парень лет двадцати пяти. — У меня с потолка течет!!!
— Я это… — пробормотал Билл, махая рукой в сторону ванной.
Отпихнув его, блондин прошел к месту трагедии. Задрал шорты максимально высоко, встал на четвереньки, пытаясь понять, откуда течет. Билл схватил первый попавшийся халат, не голым же разгуливать перед соседом.
— Вон, — указал пальцем под ванну, — видишь? Вентиль…
— И чего? — чуть наклонился Билл.
— Блядь! Чего-чего! Ключ есть? — заорал он.
— Какой ключ?
— Придурок! Тряпками тут все забросай, чтобы воду собрать, я сейчас вернусь.
Через 10 минут с мокрым делом было покончено. Сосед что-то поколдовал над трубой, и фонтанчик исчез, а Билл собрал всю воду.
— Меня Билл зовут, — протянул он руку и улыбнулся, сдувая мокрую прядку с лица.
— Альфред. Я в квартире под вами живу. Переехали недавно с женой, ремонт сделали… Надеюсь, вы не каждый день так плодотворно ванну принимаете?
— О, нет! Застать нас дома вообще проблематично.
— Это очень хорошо, — наконец-то смягчился в голосе Альфред.
— Я не понял… — раздался голос за спиной Билла. Он обернулся. Лицо Тома менялось на глазах — ноздри раздулись, глаза вытаращились, брови сдвинулись, губы скривились. И Билл понял, что им обоим хана. Причем что-либо объяснять сейчас бесполезно. Первым Том вышвырнул из квартиры Альфреда. Выглядело это дико и некрасиво. Билл попытался защитить гостя, но Том ударил брата. Не то, чтобы ударил кулаком, но очень унизительно, накрыв лицо пятерней, размазал по стене. Следом Том разгромил его комнату. Билл побоялся даже нос туда сунуть, чтобы проверить, остались ли там хотя бы перегородки. А потом… Том выпихнул его на лестницу в одном мокром халате.
— Том! Том! — звонил Билл в дверь, для надежности пиная ее ногой и стуча кулаком. — Ты рехнулся? Открой!
— Убирайся на хуй, пока я тебя не прибил! Я тебя видеть не хочу! — раздалось с той стороны. — Штаны свои под окнами подберешь! Пиздец! Мой брат пидорас! Бля, отъехать не успел, у них тут уже l'amour, бля, tous jour, бля! Голубки, бля!
Билл со всей силы долбанул ногой по двери.
— Идиот! Маразматик! Придурок! Это сосед! Он нам кран чинил!
— Ага! Это теперь так называется — краник чинить? Ну и как, кто кому кран чинил? На хуй, пидористическая тварь! Пошел на хуй!
Том действительно выкинул его одежду в окно, и про трусы с носками не забыл, скотина. Собрав все, Билл пошел на второй этаж переодеваться. Пиздец, рок-звезда стоит голая в подъезде! Родной братец опозорил на весь белый свет! Просто полный пиздец! Хотя нет, полный пиздец наступит, если тут поблизости ошиваются папарацци. Это будет номер! Он видел, как Том вышел из подъезда. Видел, как зачем-то сломал урну. Видел, как уехал. Пошарил по карманам — ключей нет, только телефон, который каким-то чудом не разбился. Выматерился и отправился на улицу — погода хорошая, золотая осень, надо больше бывать на свежем воздухе.
Билл шатался по городу уже несколько часов. Идти к кому-либо он не хотел, общаться тоже, настроения совсем не было. Устав, он уселся на скамейку в парке, начал наблюдать за прогуливающимися по дорожкам людьми… Вот возьмет и не придет домой. В парке заночует. Пусть этот придурок локти кусает.

Лицо исказила гримаса отвращения. Билл кинулся к дерущимся. Чуть помедлив, выловил в куче Тома, ухватил его за дреды и с силой дернул на себя. Том взвыл, выпуская Альфреда. Тот лягнул его ногой в живот. Билл, не останавливаясь ни на мгновение, нажал вызов. Двери распахнулись. Он швырнул брата в лифт и ударил по кнопке седьмого этажа.
— Охуел?! — завопил Том, дотрагиваясь до разбитой губы.
— Заткнись! — Билл ударил его основаниями ладоней по плечам, отчего Том отлетел к стене.
— Охуел?! — ошарашено взвыл он.
Двери толком не успели раскрыться, а Билл, схватив брата за футболку, вновь со всей силы дернул на себя, выволакивая потерявшего равновесие Тома из лифта. Несколько секунд возни с замком, и Том едва не распластался в коридоре от пинка в спину.
— Охуел?!! — зло оскалился.
— Я охуел?! Это я охуел?! — завопил Билл не своим голосом, захлопывая входную дверь. Том отшатнулся, увидев в его глазах жгучую ненависть. — Это ты, как я погляжу, охуел!!! Ты что творишь, ублюдок?! Ты что делаешь, мразь?! Ты что себе позволяешь?! Ты какого хуя меня перед соседями позоришь?! Альфред помогал мне, когда вентиль в ванной сорвало и вода фонтаном била, он спас наши квартиры от потопа! Ты охуел?! Ты вообще спятил, урод? Что ты меня опекаешь, как дитя малое? Что ты лезешь в мои отношения с людьми? Что ты себе позволяешь? Или ты грехи замаливаешь за тот день, когда меня из-за тебя выебали три подонка? Ведь это ты выгнал меня из дома на улицу! Это из-за тебя я весь день слонялся черт знает где! Это из-за тебя я нарвался на тех ублюдков! Ненавижу тебя! О да, ты и правда искал меня! И то не сам звонил, а Георг! Телефон звонил как раз тогда, когда мне рвали задницу! Прости, я не мог ответить! Я мечтал побыстрее сдохнуть! Ты за день даже не побеспокоился, где я и что со мной! Ты превратил мою жизнь в ад! Будь ты проклят! Из-за тебя я не сплю уже восемь месяцев! Из-за тебя я боюсь ходить по улицам! Из-за тебя я не могу остаться один в комнате! Из-за тебя я ненавижу свое тело! Из-за тебя меня постоянно переклинивает! Как же я хочу, чтобы ты оказался на моем месте! Чтобы ты испытал весь тот ужас и кошмар, который испытал я! Ненавижу тебя! Самым лучшим подарком для меня будет, если ты сдохнешь! Ты ведь сам говорил, что не прочь бы меня трахнуть! О, как чудесно ты все придумал! Как подфартило! Разогнал от меня народ, оставил в вакууме, где никого нет, кроме тебя, и ебешь, прикрываясь заботой о моей психике! Как круто! Кто из нас еще пидористическая тварь?! Приятно ебать собственного брата, а?! Урод! Я ненавижу тебя! Будь ты проклят!
Том стоял, безвольно опустив руки и повесив голову так, что распущенные дреды полностью скрывали лицо. Но Биллу не надо было видеть его глаз, он знал, что каждое его слово не просто бьет по сознанию брата, каждое его слово пулей вонзается в тело, уничтожает. И он бил, бил со всей силы, чтобы было так же больно, как было когда-то больно ему. Он уже не соображал, что говорил. Он проклинал его. Он желал ему мучительной смерти. И если бы Том произнес хоть слово, если бы хотя бы поднял глаза, он бы вцепился ему в лицо…
— …Ненавижу тебя! Убирайся вон из моей жизни! Пошел на хуй!
Он лишь ниже опустил голову. Фактически втянул ее в плечи.
— На хуй пошел, пидорас!
И Том не выдержал, сорвался с места, выбежал из квартиры.
Билл в припадке злости запустил подвернувшийся под руку кроссовок в музыкальный центр брата. Потом кинул свой ботинок в коллекцию его дисков, в душе радуясь, что перебьет много чего любимого. Затем огляделся, ища чего бы еще сделать такого, чтобы Тому было больно. Метнулся к себе и в клочья разодрал все плакаты, которые они с ним повесили после возвращения из больницы. Заозирался вокруг. В комнате стало как-то пусто, словно и не его она вовсе. Скинул подушку Тома с кровати, но уже без ярости, скорее по инерции. Стащил одеяло и походил по нему кроссовками. И стало больно. Где-то в самой глубине души стало невыносимо больно. Том ушел…

Глава 8.

К вечеру Билл совсем остыл и понял, что наговорил, мягко говоря, много лишнего и не нужного. А если не мягко, то пиздец какую хуйню он прогнал родному брату, который от него ни на шаг не отходил все эти месяцы, защищал и оберегал, холил и лелеял. Но если бы не этот чертов Том, то ему не нужна бы была никакая защита — шевельнулось что-то внутри. Хельга говорила, что виноватых в этой ситуации нет, есть один пострадавший, которого просто в тот день звезды поставили «раком». Это бывает. Не он первый, не он последний. Страшно, мерзко, отвратительно, но и с этим люди живут. А Том помог ему выбраться, буквально вытащил на себе. Еще не известно, кому было хуже и тяжелее. Надо позвонить и извиниться. И вообще, скоро ночь, а он один в огромной квартире. Билл собрался с силами и набрал номер брата, мысленно молясь, чтобы тот не отключил телефон. Звонок пошел. Билл, закусив от волнения губу, ждал. Потом ему показалось, что на кухне звучит мелодия. Боже, он что не слышал, как Том вернулся?!
— Том! — подскочил он и понесся на кухню. Звук был. Тома не было. Его телефон светился в полумраке, лежа на столе. Билл чертыхнулся. Ну да, утром же они не стали возвращаться домой из-за телефона… Бля, какой же он дурак! Надо было разрешить Тому вернуться домой! Сосед бы уехал первым и не встретился с ними, они не подрались бы, Билл бы ничего не вспомнил и не наговорил хуйни брату.
Стемнело очень быстро, и Биллу стало страшно до боли в центре ладоней и груди. Он включил везде свет, но это не помогло. Казалось, что тени вокруг шевелятся. Том! Том! Паника накрывала его с головой. Чтобы как-то отвлечься, он сложил все диски, спрятав те, которые все-таки разбились. Надо будет заказать новые, может быть, Том не заметит какое-то время, что они пропали. И музыкальный центр пострадал — разбился приемник дисков. С этим сложнее, но тоже проблема яйца выеденного не стоит. Перестелил постель. Уселся в угол, обняв колени, и принялся ждать.
Два часа ночи.
Где он ходит?
Очень страшно.
А вдруг Том не захочет больше ложиться с ним в одну постель? Он ведь про пидораса в сердцах сказал, не подумавши, хотелось пнуть посильнее, ударить по болевым точкам…
Истерика подступала к горлу. А вдруг с ним что-нибудь случилось? Билла начинало трясти. Все тело ломило от страха. Только не это! Только не видения! Он сойдет с ума, если Тома не будет рядом! Том! Том! Дрожащими руками он набрал номер Густава.
— Гус, я знаю, что Том у тебя. Позови его, пожалуйста! — нервно выпалил в трубку.
— Нет, Том мне даже сегодня не звонил, — сонно пробормотал парень. Громко зевнул, а потом добавил: — И где-то я уже слышал эту формулировку…
Билл не дослушал, нажал отбой. Значит, брат у Георга.
— Гео, я знаю, что Том у тебя. Позови его, пожалуйста! — с истеричными нотками в голосе потребовал Билл.
— Билл… Я… В общем… — мялся он, а потом быстро отчеканил: — Его нет у меня.
— Ты его видел? С ним все в порядке? Георг! Он у тебя?! Ты знаешь, как с ним связаться?! Пожалуйста, скажи ему, что я прошу прощения, и попроси его вернуться домой. Пожалуйста! Слышишь? Пусть он вернется домой! — срываясь на крик, тараторил Билл. — Георг, ты только передай ему! Слышишь? Скажи, что он мне очень нужен!
— Если я его увижу, то передам, — промямлил друг и повесил трубку.
Сомнений нет, Том у Георга. Но Георг бы не стал врать… Том просто не хочет, чтобы Билл знал, где он. Георг передаст. Он обязательно передаст ему. Завтра у них интервью и выступление на шоу в Берлине, они обязательно увидятся. А вдруг Том не захочет выступать и уйдет из группы? Биллу вдруг показалось, что своей утренней речью он добился того, к чему стремился, — убил все самое дорогое в его душе. Дерьмо! Билл вернет себе брата. Он очень настойчив. Он вернет его!
Рано утром за ними пришла машина, чтобы отвезти в Берлин на интервью для какого-то журнала и съемки телешоу. Дэвид очень удивился, узнав, что Тома нет. Мрачный Билл залез на заднее сидение и за всю дорогу не проронил ни слова.
На интервью Том не пришел. Дэвид срывал зло на всех, кто попадался под руку. А так как это чаще всего был Билл, который все ждал, когда же брат позвонит продюсеру, и поэтому крутился рядом с Йостом, чтобы не пропустить его звонок, то все шишки преимущественно доставались ему. Само же участие в телешоу стояло под огромным вопросом, потому что гитарист группы где-то пропадал.
— Георг! — подлетел Билл к другу после интервью, схватил его за грудки и зажал в угол. — Том у тебя был? Сейчас его нет рядом, ты можешь говорить, я не обижусь, если ты вчера наврал. Том у тебя был?
— Да, он переночевал у меня, а утром куда-то ушел. Я не знаю куда. Он не хотел, чтобы ты знал, где он.
— Ты ему сказал? Я просил! Ты сказал?
— Он сам все слышал.
Билл вздохнул и отпустил Георга.
— Что у вас случилось?
— Я… — пробормотал он, сползая по стене. — Я был ужасно не прав. В запале наговорил ерунды. Я ведь понял, что он у тебя. Надо было ночью съездить к тебе. Но мне было так страшно, что я встать с кровати не мог. Я без него, как… Эх… Он сильно на меня обиделся?
Георг кивнул.
— У меня есть шансы?
Помотал головой.
— Что мне делать?
Пожал плечами.
Билл помолчал, потом тихо сказал:
— Знаешь, а он мне жизнь спас… Опоздай он хотя б на минуту, и мое тело б уже жрали кладбищенские черви… Глупо его шантажировать самоубийством, правда? Ничего кроме жалости и отвращения не вызовет, да? А я не умею жить без него. Нет его — нет меня. Близнецы…
— Билл, поговори с ним. Он, правда, тебя сейчас слушать не станет. Но ты попробуй. Тому очень больно. Мы хотим вечером в клуб сходить. Скажи, что ты не хочешь. А потом подъезжай.
— Он точно пойдет?
— Том хочет развеяться. Он последние восемь месяцев жил только тобой, ни с кем не общался, никуда не ходил. Весь его мир только в тебе и заключался. А сейчас мира нет.
— Он есть, Георг, он есть.
За пятнадцать минут до эфира Йост был фактически в обмороке. Он уже не орал, не метался, не злился, просто сидел с апатичным видом в проходе и играл в какую-то игру, встроенную в телефон. Билл с таким же лицом стоял неподалеку, изображая из себя статую. В нескольких метрах от парня болтали охранники.
Том Каулитц шел по коридору своей фирменной походкой вразвалочку, с не менее фирменной ухмылкой и совершенно очаровательным прищуром. При этом светился он так, что глазам становилось больно. Билл было рыпнулся к брату, но вовремя остановился. Рядом с Томом важно вышагивала какая-то обалденно красивая девушка, лет двадцати пяти в юбке настолько короткой, что иногда Биллу казалось, будто он видит ее черные трусики при ходьбе.
— Дэйв, прости, в городе такие пробки, — торопливо произнес Том, одарив девушку похотливым взглядом. На брата он даже не посмотрел.
— Гонорар за это выступление не получишь, — спокойно отозвался продюсер, спрыгивая с ящика, на котором сидел. — По местам все! Билл, ты долго у меня под ногами путаться будешь?!
— Дэйв, а можно Лору куда-нибудь поближе к сцене поставить? Сделай доброе дело, а, — жалобно поклянчил Том.
— Саки, разберись, — раздраженно отмахнулся Йост. Он повернулся к младшему близнецу, перекривился, увидев его ошарашенное лицо и приоткрытый рот. Протянул устало: — Билл! — Тот вздрогнул. Сник сразу, ссутулился… — Идем.
Так они и шли к сцене: впереди Тоби, за ним Том, потом Йост, сзади плелся Билл и Саки, который уже кому-то успел перепоручить новую пассию Тома.
— Ты, кобель недотраханый, ты что творишь, сука? — шипел Дэвид в спину Тома. — Он сейчас как выступать будет? У нас прямой эфир, ты что сделал, ублюдок?
— Дэйв…
— А если он сейчас при всех сорвется? Бля, ты башкой думаешь или ты в нее только жрешь?
— Дэвид…
— Что Дэвид? — Йост был настолько зол, что кулаком несильно ударил его в спину. — Ты мог позвонить брату?
— У меня новый телефон, его номер я наизусть не помню, — соврал Том, шикая и недовольно оборачиваясь к продюсеру.
— Две минуты до эфира! — выскочила из темноты какая-то тетка. Билл опять вздрогнул и отшатнулся. Взгляд сумасшедший. Дэвид показал на него глазами Саки. Тот кивнул, встав практически вплотную к подопечному.
Подошли Густав и Георг.
Том поздоровался с друзьями. Что-то им сказал.
Билл почувствовал, как пол неприятно накренился. Он почему-то начал терять равновесие.
— Шестьдесят секунд!
Саки подставил руку, не позволяя ему упасть.
— Билл, соберись, — шепнул в ухо. — Давай, ты сможешь, мальчик.
— Саки, — пискнул он. Щеки горели. По вискам стекал пот. — Я не могу…
— Тридцать секунд до эфира!
Георг запустил пальцы в волосы и слегка их взбил. Густав помотал головой туда-сюда, разминая шею. Том поправил кепку.
Саки встряхнул Билла. Осторожно вытер лицо, прошептав:
— Билл, соберись. Ты же звезда. Пусть они кончат от твоей улыбки.
— Десять секунд до эфира!
Он всегда выходил первым. Потом брат и остальные. Сегодня все было наоборот: Густав, Георг, Том. Билл подошел к нему сзади. Дотронулся до спины:
— Том… — Прости меня. Вернись домой. Мне очень плохо без тебя.
Том чуть повернул голову на его голос.
— Твой телефон… — протянул он трубку.
— Эфир!
Том, не глядя на брата, молча убрал ее в карман.
О чем было интервью, Билл не помнил. Он тихо сидел на подлокотнике диванчика, скалился, кивал и иногда поддакивал. Говорили в основном Том с Георгом. Точнее стебались друг над другом и над ведущим, хохотали. Иногда ведущий обращался с вопросами к Биллу. Он отвечал односложно и невпопад. И тогда Том перетягивал внимание на себя… Потом шло запланированное выступление. На подготовку им дали три минуты — рекламная пауза. Билл крутил в руках микрофон и кусал губы. В голове зрел план, но Дэвид ему не разрешит. Все заранее обговорено. Аппаратура настроена. Ему не позволят. Когда до выхода осталась минута, он повернулся к друзьям и твердо, в ультимативной форме заявил:
— Мы сейчас будем играть «В ночи».
— Ты спятил? — вытаращился Густав.
— Тебе какая разница чего на барабанах выстукивать? — окрысился он.
— Бля, Билл, ты охуел? У нас у гитар настрой не тот! — взвился Георг.
— А у меня у голоса не тот настрой! Идите и сами пойте тогда! — зарычал Билл.
— Все, у кого есть уши, нас засмеют и забросают тухлыми яйцами, — фыркнул Густав.
— В первый раз что ли? Играем «В ночи».
— Мы не будем этого делать, не дури! — жестко отозвался Георг.
— Без вопросов, — Билл зло впихнул Густаву в руки микрофон и развернулся, чтобы уйти.
— Билл… — тихо бросил ему в спину Том.
И опять в миллионный раз фальшиво страдать о том, как пройти сквозь стену по краю мира… Билл пел на полном автомате. Все отработано до мелочей. Брови, где надо, кривились. Когда надо, на лбу появлялись страдательные морщинки. И даже мизинчик оттопыривался сам, когда приходило время играть стойкой. Слова, которые когда-то имели колоссальный смысл для него, уже давно стали пустыми, не имеющими ничего общего с теми чувствами, что он испытывал раньше. Пошвыряв туда-сюда стойку и позадирав ножки, Билл вдруг решил изменить традицию исполнения песни и привнести в нее новый элемент. На словах «Обещаю тебе, я никогда тебя не брошу!» он повалился перед братом на колени и впервые за весь вечер встретился с ним взглядом. Том от такого опешил, но быстро взял себя в руки и одарил Билла показушной ухмылкой. Билл вообще много крутился вокруг него, вынуждая отыгрывать каждую провокацию. Это было самое кошмарное выступление в их жизни да еще в прямом эфире… К концу песни Билл твердо решил, что он не поедет ни в какой клуб. Они поговорят сразу же, как только доберутся до гримерки.
Ребята вышли со съемочной площадки. По выражению лица Дэвида, Билл понял, что, по всей вероятности, тоже остался сегодня без гонорара. Ну и плевать! Главное, с Томом все в порядке. Он поискал глазами брата. Его нигде не было. Том что, издевается? Том что, не понимает, что с ним происходит? Том что, не понял, что Билл пытался ему донести все три минуты тридцать две секунды? Том что, не понял, почему Билл хотел петь «В ночи», а не «До конца времен»? Блин, Георг же сказал, что Том ну очень сильно обиделся… Еще и телку какую-то приволок специально, чтобы позлить. Телка хороша, ничего не скажешь, но он-то, Билл, лучше. Хотя не факт…
— Я смс тебе кину попозже, когда Том появится, — подошел к нему Георг. — А хочешь, поговори с ним завтра… Нет, лучше послезавтра… Да, лучше поговори с ним послезавтра. У нас планы на вечер и последующую ночь. Думаю, что к послезавтра Том перебесится окончательно и будет более адекватен. Он сейчас как порох.
— А ты откуда знаешь? — набычился Билл, сердито прищурившись.
— А я просто его вчера видел, — жестко рыкнул Георг, наступая на Билла. И тому показалось на мгновение, что для убедительности Гео обязательно ему наподдаст. — И, поверь, у меня было очень сильное желание набить тебе морду. Поэтому то, что я сейчас фактически предаю друга и сливаю тебе информацию о том, как и где он проведет вечер, я делаю не ради тебя и не для тебя, а ради самого Тома.
Билл хотел сказать какую-нибудь гадость, отшить, опустить как-нибудь особенно зло, но вовремя спохватился. Достаточно распускать язык. Не хватало еще переругаться со всей группой.
— Ты только обязательно… Жаль, что ты вчера не набил мне морду. Мне бы сегодня не так херово было…
Билл не стал возвращаться в отель. Он сидел в машине недалеко от клуба и наблюдал, как люди входят и выходят. Он видел, как приехали Георг, Том и Дэвид. С ними Тоби. Еще должен быть Саки, но Саки сидит на переднем сидении и болтает с водителем. Билл продумывал и мысленно проговаривал свою речь. Он ужасно нервничал. Ему казалось, что Том даже слушать не будет. А значит, надо сделать так, чтобы он захотел для начала его выслушать. Что сказать ему такого, чтобы не послал, чтобы не выглядеть жалко, чтобы не вызывать отвращения, чтобы быть услышанным, чтобы быть прощенным? Ладони потные и холодные. Голос дрожит даже в мыслях. Где же этот чертов Георг с его смс?
Часа через полтора Георг все-таки вспомнил о нем и соизволил прислать сообщение: «VIP-зона, мы сидим слева». И Билл понял, что не может встать от волнения. Может быть, правда, отложить разговор на завтра или послезавтра? Том отходчивый. Еще день-два подуется и заскучает, сам на контакт пойдет…
— Саки, отведи меня к Тому, — устало попросил он.
— Может спать, а? Билл, завтра поговорите. Утро вечера мудренее.
Он качнул головой и выбрался из машины на воздух.
В клубе было шумно и накурено. Билл поморщился, осматриваясь. VIP-зона располагалась чуть в стороне, в своеобразной нише, и, благодаря стеклянной перегородке, здесь можно было не драть глотку, пытаясь переорать музыку. Билл на ватных ногах подошел к столу, обильно заставленному фруктами, закусками и выпивкой. Георг наклонился и что-то сказал Дэвиду. Тот недовольно покосился сначала на Тома, потом на Билла, вздохнул и начал выбираться из-за стола. Делал он это медленно и не очень уверенно — малость перебрал. Георг, краснощекий, с блестящими глазами, последовал за ним. Тоби и Саки тоже вышли. Близнецы остались одни.
— Ты испортил мне вечер, — буркнул Том, утыкаясь взглядом в бокал. Сжал губы. Никаких признаков опьянения. Билл знал, что депрессию близнеца не берут никакие крепкие напитки. Все могут давно лежать под столом и мордами в салатах, а Том только мрачнее становится.
Билл подсел к нему вплотную, нарушая личное пространство. Взгляд брата направлен в никуда, губы недовольно кривятся, пальцы медленно ползают вверх-вниз по ножке фужера. Билл как завороженный следил за этим движением.
Время шло. Билл молчал. Том утомился и начал поглядывать по сторонам, намереваясь как-нибудь хитро смыться. Билл понял, что он сейчас уйдет: Том откинулся на спинку дивана и шлепнул себя по ногам — он так делал всегда, когда хотел встать из-за стола.
— Том подожди, — схватил его за руку. — Пожалуйста… Дай мне сказать…
Том отвернулся, всем своим видом показывая неприязнь, высвободил руку и немного отодвинулся. Билл опять замолчал. Прошла еще пара минут. Он хотел сказать так много, а теперь не может произнести ни слова.
Кто-то должен начать первым:
— Послушай, мне диски надо забрать. Скажи, когда тебя не будет дома, чтобы я зашел. Ну, чтобы мы не пересекались больше. И вещи…
Словно нож в сердце. Больно физически. Больно эмоционально.
— А зачем ты их собрался забирать? — нахмурился Билл. Голос дрожал так, что казалось, будто он заикается.
— Я квартиру присмотрел.
Еще один удар. Воздуха не хватает.
— Но я не хочу, чтобы ты уходил! Это квартира твоя и моя! Я хочу, чтобы ты жил в своей квартире! Том, я… Прости меня! Знаю, что вчера сделал тебе очень больно… Я вообще ничего вчера не соображал. Я вспомнил весь тот проклятый день, вспомнил из-за чего все началось… и чем все закончилось… Лучше бы я не вспоминал! — он сжал его ладонь. — У меня просто рассудок помутился. Мне хотелось в тот момент, чтобы ты тоже через это прошел — боль, отчаянье, унижение. Мне хотелось, чтобы ты почувствовал на себе все… Я знаю, что тебе было еще хуже, чем мне. Но мне хотелось… Я со злости наговорил тебе всего. Ты же знаешь, что это неправда… Только я сам во всем виноват. Если бы я не шлялся ночью по парку, а пошел к друзьям, то ничего бы не было. Беда не в том, что мы с тобой поругались, а в том, что я был ночью в потенциально опасном месте. Том, если ты можешь, если в тебе есть силы, прости меня. У меня нет никого дороже тебя. Ты — это всё, что у меня есть. Весь мой мир заключается только в тебе. Не будет тебя — не будет меня. Вернись домой. Мне очень-очень без тебя плохо… Как будто кусок души вырвали с мясом… Вернись…
— А если не вернусь? — Том смотрел на него в упор, словно проверяя.
— Я приму любое твое решение, — опустил голову Билл, боковым зрением заметив, как Том качает головой.
Мир рушился.
Взрывался.
Распадался на атомы.
Надо что-то сказать.
Сказать такого, чтобы не ушел.
Чтобы вернулся.
Чтобы остался.
Бля, какому дьяволу отдать душу, чтобы брат вернулся?!
— Я не могу без тебя. Помнишь, как ты говорил: ты — это я? Я, кажется, понял, что это значит. Мне надо было потерять тебя, чтобы понять, насколько ты мне дорог… Пожалуйста, Том… Я не могу без тебя… Я ведь знаю, что тебе тоже плохо… Давай попробуем нача…
Билл подавился словом. Казалось, что горло сжала чья-то сильная рука, а сознание превратилось в мелкую крошку. Все его нутро мгновенно выморозили. Он резко побледнел. Его затрясло. Пальцы сжали ладонь Тома так, что тот непроизвольно вскрикнул от боли. Том посмотрел на него и отшатнулся — Билл сидел молочного цвета, губы дрожат, глаза сумасшедшие. Только не это! — мелькнуло в сознании. Он проследил за взглядом младшего брата, чтобы понять, что вызвало такую реакцию — какой-то мужик смотрел в их сторону. В жизни бывают ситуации, когда видел-то человека вроде бы мельком и тут же забыл, но на самом деле его лицо навсегда врезалось в память. И даже спустя месяцы или годы, в какой-то момент это лицо вдруг ясно встает перед глазами именно таким, каким его сохранило сознание. Том даже вспомнил, как оскалился тогда в парке. На них смотрел молодой рослый мужчина с седыми висками. Уголок губ пополз вверх — Седой узнал свою жертву и теперь усмехался. Том вздрогнул и накрыл дрожащую руку брата своей, как бы защищая младшего от внезапно ставшего реальностью кошмара.
— Билл, посмотри, те двое с ним или нет? — Том отвернулся, как ни в чем не бывало. Даже мило улыбнулся. — Просто посмотри по сторонам. Осторожно.
Билл лишь смог беззвучно открыть и закрыть рот, вцепившись второй рукой в широкую футболку под столом.
— Где Саки и Тоби? Где, блядь, все? — шипел Том сквозь растянутые в улыбке губы. — Ты видишь остальных?
— Не… е… е… — кое-как выдавил он.
— Отлично. Сиди здесь. Просто сиди здесь. Я скоро вернусь, — он поднялся, незаметно взял со стола бутылку и спрятал ее в складках одежды.
— Том! — взвизгнул Билл. — Не бросай меня!
— Я с тобой. Я скоро.
Но Билл и не думал сидеть на месте. Потерять контакт с братом значило для него сейчас потерять нить жизни.
Том невозмутимо шел к мужику. Сзади вплотную за ним следовал Билл. Старший абсолютно спокоен и самоуверен. Младший — на грани истерики. Старший с единственным желанием уничтожить. Младший — не потерять контакт с миром. Мир равно брат.
Мужик ухмылялся, наблюдая за процессией в свою сторону. Сложил руки на груди, отставил ногу.
— Что, сука, защитничка привела или подружку пригласила? — усмехнулся Седой, намереваясь схватить Тома за футболку.
Том, наступив на Билла, отпрянул назад, не позволяя мужчине дотронуться до себя. А потом без лишних слов и движений разбил бутылку об его голову. Билл испуганно моргнул и ойкнул, когда мужик рухнул к его ногам. От них шарахнулся народ, образуя круг.
— Билл, меня можно уже отпустить. Люди смотрят, — процедил Том, нервно озираясь. — Срочно звони Дэвиду, а лучше Саки.
— Что, бля, тут происходит? — расшвыривая толпу, к ним вывалился еще один участник печальных событий.
Том бросил беглый вопросительный взгляд на Билла. Тот кивнул.
— Звони Саки немедленно! — рявкнул Том, кинувшись на мужика.
Все произошло на самом деле очень быстро, за какие-то секунды. Только для Билла время остановилось. Он видел, как Том подлетел к мужчине и со всего размаха ударил кулаком в лицо. Мужик отлетел спиной на толпу. Свалился на пол. Том, продолжая движение, хотел навалиться на него сверху, но тот лягнул парня в живот. Он охнул и сжался на какое-то мгновение. Мужик вскочил и рванул на выход из клуба. До заветной двери было каких-то 30-40 шагов. Брат, как молодой спаниель, почуявший добычу, понесся за ним. Билл за Томом. Мужик вылетел на улицу, едва не угодив под колеса джипа. Завизжали тормоза. Машину занесло на выскочившего следом парня. Он не успел отреагировать. Глухой звук удара. И Том кубарем покатился по асфальту.
— Том… — не веря собственным глазам, пробормотал Билл, озадаченно уставившись на лежащего ничком брата. — Том? — сел рядом с ним на колени. — Том!!! — завопил, приподняв голову. Пальцы стали липкими от крови.
Это было как в тумане. Он тряс его и умолял открыть глаза. Он уткнулся носом в его грудь и рыдал. Он бормотал что-то бессвязное, умолял простить. Чьи-то руки пытались оттащить его от тела. Билл вырывался и извивался, выскальзывал из крепких объятий и вновь бросался к Тому. Вой сирен. Полиция. Скорая помощь. Какие-то люди от него что-то хотели. Он видел, как Тома положили на носилки. Он видел, как его рука, с идеальными, самыми красивыми, самыми гибкими, нежными пальцами бессильно свисает из-под простыни, подергивается в такт шагов. Он пытался подойти к нему, но его не пускали. Он пытался драться с кем-то, отстаивая свое право быть рядом с братом, но его сжали, лишая возможности двигаться. Он видел, как машина куда-то увозила Тома. Его Тома… Билл хотел бежать за ней, но его не пустили… Больше ничего не будет… Не будет ночей… Не будет прикосновений и поцелуев… Не будет его улыбки… Мир потерял очертания. Умер.

Глава 9.

— Нам пора, — Саки тронул его за локоть. Билл отстраненно кивнул и побрел за телохранителем. Взгляд рассеянный. Лицо бледное. Под красными глазами залегли коричневые круги. Волосы собраны в неаккуратный хвост, выбившиеся прядки свисают грязными сосульками. Он ни о чем не думал. Он больше не плакал. Впал в какую-то прострацию и перестал реагировать на окружающих. Ему что-то говорили, он не слушал, просто кивал. Иногда он что-то делал — что, он не помнил и не всегда понимал. Его накачали успокоительным. От лекарств хотелось спать. Спать он не мог. Закрывал глаза и видел Тома. Это причиняло страшную боль. Он старался не спать. Из-за этого он терялся во времени и пространстве, плохо соображал и говорил, сильно растягивая слова, путаясь в них, словно в нитках, часто теряя смысл и недоговаривая фразы.
— Потом я отвезу тебя домой, — ворчал Саки в лифте. — На тень похож. Моль бледная.
— Я не поеду домой, — едва слышно отозвался Билл, поднимая предательски блестящие глаза. — Там Том.
— Хорошо, поедешь домой ко мне. Или к Дэвиду. Хочешь, отвезу тебя в гостиницу?
Билл качнул головой и вновь опустил глаза. Надел очки. Саки недовольно вздохнул.
Он сел в машину на заднее сидение.
— Пригнись, когда будем выезжать, — мягко попросил Саки. — Я, конечно, подстраховался, но лучше, если ты пригнешься, и тебя не заметят. Ваши поклонники совсем охренели. Две машины выпускать не хотели…
Он еще что-то говорил. Билл послушно завалился на сидение и подтянул ноги к животу. Какая теперь разница? Все, чего он хочет, — это чтобы его оставили в покое. Саки накинул на него пушистый плед. Том любил в него кутаться, когда они ездили в Берлин, а в машине было прохладно. Билл сгреб его в охапку и обнял. Казалось, что плед пахнет Томом, и брат сейчас дарит ему свое тепло. Он даже видел, как тот ютится на сидении, зябко поджав ноги, или дремлет, положив голову ему на колени…
Они куда-то долго ехали сначала по городу, потом по автобану, потом свернули на проселочную дорогу. Билл так и лежал на боку, глядя в никуда. Иногда казалось, что он провалится в черноту, как иногда проваливался в эти дни. Но стоило закрыть воспаленные глаза, как их начинало резать «песком» из-под опухших век. И он вновь наблюдал за нечеткими линиями сидений и ручкой коробки передач, на которой покоилась рука охранника.
Они любили дурачиться в машине. Особенно, когда дорога была нудной, а длинные ноги затекали от длительного сидения. Они пихались и возились на заднем сидении, щекотали друг друга и много смеялись. Том любил подмять его под себя, залезть под майку и бегать пальцами по ребрам. Билл хохотал и брыкался.
По впалым щекам текли слезы…
А когда они ссорились, то отворачивались каждый к своему окну и молчали всю дорогу. Если она была длинной, то кто-нибудь обязательно осторожно протягивал руку и накрывал руку другого. Так они сидели молча еще какое-то время. А потом выходили из машины, и ссоры как не бывало.
Он закрыл глаза…
Том всегда много смеялся и много шутил. Он был самым смешливым в группе. А когда они собирались вместе, то спасу от близнецов не было. «Мое маленькое солнышко» — иногда глядя на него, думал Билл. Солнышко…
— Билл, — Саки погладил его по плечу.
— Том? — подскочил Билл, выныривая из полузабытья. С обидой посмотрел на охранника, едва сдерживая слезы.
— Приехали.
Он неловко выбрался из машины. Пошатнулся от резкого, пробирающего до костей, ветра. Закутался в короткую курточку плотнее. Ветер дул в спину. Волосы лезли в лицо, пряча катящиеся по щекам редкие слезы. Это от ветра. Да, это от ветра.
Саки указал на большой дом. Он, ничего не видя в темноте, пошлепал по лужам и грязи.
Яркий свет ослеплял. Он болезненно поморщился. Нос совсем не дышит. Из-за раздраженных глаз, плохо видно, где он. Подошел Дэвид. Сначала внимательно всматривался в парня, словно изучал его, потом пощелкал у него перед носом пальцами. Выругался.
— Посмотри на меня.
Прошло несколько секунд, прежде чем Билл поднял взгляд на него.
— Заебись, лысенький, — скривился Дэвид, задумчиво выпячивая тонкие губы. — Иди за мной.
Он еще что-то ворчал, Билл не понимал, что именно, просто переставлял ноги.
Они вошли в какую-то небольшую пустую комнатку без окон. Стол. Несколько маленьких мониторов видео-наблюдения. Два стула.
— Послушай меня внимательно. Билл? Посмотри на меня.
Он устало глянул на Дэвида. На лице четко написано — отвяжитесь от меня.
— Ты сейчас должен очень внимательно посмотреть на этих людей. Это люди, которые надругались над тобой. Если это точно они, то твое слово, твое желание — закон. Возьми себя в руки и посмотри на них. Помни, ошибки быть не должно. Невинные не должны пострадать. Понял? Билл?
Он кивнул.
— Иди сюда. К столу. Иди, не бойся.
Он попытался сделать шаг, но не смог себя заставить. Словно ступор напал.
— Дэйв, давай в другой раз. Они, значит, они, — промямлил он.
Йост посмотрел на него, как на законченного дегенерата.
— Ты слышал, что я тебе сказал? Иди сюда. Билл, твою мать, собери свой мозг в кучу! Я понимаю, ты пережил сильное потрясение, я понимаю, ты устал, я понимаю, ты не спал четверо суток. Но, бля, нельзя быть такой размазней. Собирай мозги и иди сюда.
Это прозвучало, как пощечина. Он вздохнул и подошел к столу. Всего пять мониторов. Три работают. Показывают маленькие комнатки. Окон не видно. В каждой — кровать и стол. Билл наклонился к первому. Словно почувствовав взгляд, человек по ту сторону экрана, посмотрел ему прямо в глаза. Дэвид зачем-то начал приближать картинку, чтобы лицо было четко видно. Билл почувствовал, как земля уходит из-под ног, а сердце ухнуло в пятки. Он внезапно задрожал и попятился назад, рукой ловя спасительно плечо брата, в страхе бормоча:
— Том! Том! Том! Том!

Чья-то рука опустилась на плечо. Билл облегченно вздохнул и прижался к ней щекой — так хорошо, что он все-таки его нашел, мысль, что придется провести эту ночь в парке, совсем не радовала, холодно уже, промозгло…
«Закурить есть?» — грубый голос за спиной.
Билл вздрогнул и испуганно дернулся. Рядом уселись два рослых парня.
«Бля, да это не телка», — расстроено протянул один из них.
«А так похожа», — скривился второй в куртке неприятного песочного цвета.
«Что, правда, не телка?» — ловко перепрыгнул через невысокую спинку скамейки тот, что просил закурить.
«Ребят, вы ошиблись. Я не телка. Держите сигареты», — Билл положил почти пустую пачку на скамейку и поднялся. Молодые люди не внушали ему никакого доверия.
«Только я не понял, если ты не телка, то какого хрена ты крашеный и патлатый?» — пробасил любитель табака, преграждая ему путь.
«Я свободный гражданин своей страны», — усмехнулся Билл. Он попытался пройти.
Парень ударил его по плечам, толкнув обратно на скамейку. Билл не удержался на ногах и плюхнулся на место.
«Рожа какая знакомая…»
Билл вздохнул и скрестил руки на груди, уставился в одну точку, всем своим видом показывая, что собеседники его напрягают. По-хорошему, надо бы бежать отсюда во всю прыть. Время позднее, в парке темно, никого нет, и эта встреча с тремя молодыми людьми, явно ищущими приключения, может закончиться плачевно. Хотя…
«Может быть вам нужны деньги? — Билл покосился на заводилу. — У меня есть пятьдесят восемь евро. Увы, больше ничем помочь не могу. Забирайте курево, деньги, и я вас не видел, вы — меня».
Парни заржали. Билл терпеливо ждал, быстро прикидывая план побега. Надо как-то решить проблему с тем, что просил закурить. Если его вырубить, то можно будет спастись… Но из Билла такой же вояка, как из Густава солист. Что делать? Или заболтать их…
«Бля, рожа знакомая, — чуть ли не впритык сунулся к нему тот, что сидел справа. — Седой, ну посмотри же! Где я тебя видел?»
В кои-то веки Билл порадовался, что ушел из дома без косметики и в простой одежде, без своих рокерских прибамбасов.
«Гамбург — город маленький, где-нибудь да видел», — осторожно произнес Билл.
«Не, не угадал, — хмыкнул в песочной куртке. — А ну… — с этими словами он сорвал с Билла бейсболку и сдернул резинку с «хвоста». — А так?»
«Ебать!» — восторженно заявил Седой.
Надо срочно рвать когти — на поклонников они явно не тянули, а вот…
«А ты говоришь телку надо найти, телку, — гоготнул тот, что справа. — Да у нас тут все совсем шоколадно».
«Смешно», — растянул Билл губы в улыбке, пытаясь встать. Его грубо осадили, дернув за куртку.
«А это, правда, говорят…» — протянул Седой.
«Говорят, что кур доят, — прервал его Билл. — Извините, мне надо идти».
«Сидеть! — две руки на плечи. — Вечер только начался…»
Билл не стал ждать оглашения всей культурной программы, засадил по яйцам стоящему перед ним парню и резко рванул с места.
«Лови, суку!» — неслось в спину.

Билл наткнулся на Дэвида и вцепился в его руку. Потом отшатнулся. И заставил себя повернуться к монитору. Седой облизал губы, показал фак и отошел к столу, повернувшись к ним спиной. Билл шумно сглотнул, хватаясь за стул.
— Они называли его Седым. Он у них главный. Это он начал, — глухо говорил парень. — Он же хотел… хотел…
— Не надо, — мягко остановил его Дэвид.
— Он хотел… — он как будто проглотил колючий ком, сморщился. Продолжил бесцветным голосом: — В общем… Они когда в меня бутылку засунули, он хотел ее разбить камнем. Забить камнем поглубже и разбить, чтобы нельзя было вытащить. Вон тот, в среднем, не позволил. Я плохо помню. Мне было так долго больно, что я в какой-то момент просто потерялся, словно в бреду был, Тома звал. Но это я помню. Они поругались из-за этого. Тот, в среднем, он был в песочной куртке-парке. Он меня жалел, когда насиловал. Все шептал в ухо, что он постарается аккуратно, и просил прощения. Говорил, что не может по-другому, но он будет аккуратным. А тот, который слева… Это он выбил мне челюсть, сломал нос и тушил о тело сигареты. Он предложил. Седой согласился. Ему понравилось насиловать меня в рот. Он сначала трахал в задницу, а потом сразу же лез в рот кончать. Потом я ничего не помню. Какие-то обрывки их разговора… Кажется тот, что в куртке, говорил, что они меня убили и им надо срочно сваливать, так как уже рассвет, и их могут увидеть. Потом меня обнюхивала собака… Это я помню… Она усами меня щекотала, все время фыркала, чихала, и я был весь в ее слюнях. И мужик… Охал, просил потерпеть и называл меня маленьким… Потом ничего не помню. Вообще. Очнулся, Том рядом. Рядом… — Билл всхлипнул.
Дэвид обхватил его за плечи и прижал к себе, погладил по голове.
— Все кончилось, мой хороший, все кончилось, — приговаривал он. — Это точно они? Ты уверен?
Он хлюпнул носом и кивнул.
— Что ты хочешь с ними сделать? Как ты хочешь их наказать за пережитый ужас? Хочешь их убьют? Об этом никто и никогда не узнает.
— Нет.
— Что? Хочешь, их продадут в притон, куда-нибудь в страны третьего мира, где их никто и никогда не найдет?
— Нет.
— Ну, что? Хочешь… я не знаю… Ну хочешь сделай с ними тоже самое, что они сделали с тобой? Я не знаю… Избей их… Порви чем-нибудь… Я лично куплю тебе ящик шампанского для этого дела…
— Дэвид, Том хотел их кастрировать.
— Кастрировать?
— Да. Чтобы они никогда и никому больше не причинили вреда. Можно их кастрировать и выкинуть куда-нибудь подальше от нас?
— Как скажешь. Не думай об этом, мальчик. И не бойся. Они больше никогда не появятся в твоей жизни. Ты можешь спать спокойно.
— Дэвид, и не говори никому о том, что я тебе рассказал. Я не хочу, чтобы ребята знали. Это мой личный кошмар.
— Причина твоего кошмара скоро перестанет существовать. Езжай домой. Отдохни. У нас много дел впереди.
— Не хочу. Я не устал.
— С тобой Саки побудет, ладно? Езжай.
— Дэйв, я обратно…
— Домой, Билл. До-мо-й. Тебе надо немного поспать. На тебя смотреть противно. Ты похож на наркомана с двадцатилетним стажем.
— Я не могу спать, тем более дома. Там Том.
— Вот и замечательно. Вообрази, что он спит в соседней комнате, и засыпай спокойно.
— Ты же знаешь, что я не могу спать без него, меня кошмары мучают.
— Посмотри в мониторы. Вот это твой кошмар. Он надежно заперт. А скоро его не станет. Их зачистят так, как ты и просил. К тому же спать тебе необходимо. Ты безобразно выглядишь. Давай, друг мой, вали домой. А я тут еще с людьми пообщаюсь. Я даже уже знаю, как мы их кастрируем, — Йост хищно ухмыльнулся, глаза злые, губы скривились, обнажая крепкие белые зубы. Он приобнял Билла и похлопал его по плечу, мягко произнес: — Поверь, они проклянут тот момент, когда решили тебя обидеть.
Саки ждал в машине. Билл сел вперед, немного откинул сидение, укутался в плед и моментально провалился в неглубокий, тревожный сон.
Он куда-то летел. Приоткрыл один глаз, заметил зеленый потолок их подъезда.
— Длинный ключ — нижний замок, гребешком вверх, три оборота, — кому-то тихо говорил Саки. — Так, и верхний замок, посмотри там ключ квадратный такой. Нет, другой, это от студийной квартиры. На фига вот таскать эти ключи с собой? Да, этот. Два оборота. Ага. Свет включи.
Он опять полетел. Зеленый потолок сменился белым потолком сначала прихожей, потом коридора и его комнаты. Саки аккуратно опустил его на кровать. Куда-то ушел. Из прихожей доносились приглушенные голоса. Телохранитель вернулся, осторожно снял с него грязные кроссовки, начал расстегивать джинсы.
— Я сам… — пробормотал Билл, останавливая его руки.
— Все-таки проснулся?
Он кое-как сел, свесил голову, сжался в комок. Саки стоял рядом, наблюдая за ним.
— Не надо было сюда ехать… — тихо проговорил Билл. — Здесь всюду Том. Я сойду с ума.
— Ты быстрее сойдешь с ума, если не поспишь. У тебя на лицо все признаки переутомления, Билл. Ты не спал четверо суток. Раздевайся и ложись.
Он тряхнул головой. С трудом встал и, шатаясь, пошел в комнату брата. На столе в гостиной стояла чашка с засохшим черным ободком от кофе. «Том» — написано. И сердечко. Подарила какая-то поклонница. В пепельнице его окурки. Билл терпеть не мог, когда Том не выбрасывал «бычки», и они стояли и воняли на всю комнату. Сейчас он готов был зацеловать каждый, потому что к ним прикасались губы Тома, потому что их касались пальцы Тома. Их фотография на полке. Они смеялись. Прижимались плечами друг к другу и смеялись. Билл провел по фотографии пальцами и не выдержал — слезы большими горошинами покатились по щекам. Его комната… Всё, как в тот день… Окно приоткрыто, из-за этого в спальне прохладно. Постель заправлена, но покрывало смято — Билл ждал его ночью, лежа на кровати. Музыкальный центр с разбитым диско-приемником. Он потянулся к нему, словно прося прощение… Коснулся кончиками пальцев…
— Саки… — не оборачиваясь. — Купи такой же…
— Завтра, — кивнул телохранитель, идущий за ним по пятам.
— И диски… Я покажу…
Еще одна фотография… На ней только Билл — растрепанный, без косметики, в растянутой футболке, сидит на стуле на кухне, курит, пьет кофе и жмурится одним глазом на яркое солнце. Том смеялся над ней. По-доброму, любя. Она ему очень нравилась. Билл шмыгнул носом и ударил кулаком по снимку. Рамка отлетела. Стекло разбилось. Саки вздохнул. Мягко взял его за руку и отвел от полок, пока он опять что-нибудь не разгромил, про себя отметив еще одну покупку — рамку для фотографии.
— Ты здесь будешь спать или у себя?
— Я не хочу, — капризничал Билл, обливаясь слезами, совершенно невменяемым взглядом смотря на охранника.
Саки начал раздевать его. Билл всхлипывал, тихо роняя слезы, а потом его прорвало — он разрыдался, как девчонка, и начал жаловаться молчаливому слушателю:
— Он спас мне жизнь, а я его предал, понимаешь? Он был всегда рядом, защищал, оберегал, а я… Это я виноват во всем! Только я! Если бы я не наговорил ему всякого, то ничего бы не было! Он все делал, для того, чтобы мне было хорошо, даже если ему было плохо. Ради меня он наступил на горло своим принципам. Он ради меня сломал себя. Я знал про это. Знал, что ему неприятно, что он не хочет, и я знал, что он делает это только ради меня. Он столько раз говорил, что жизнь за меня отдаст… А я… Я кричал на него в тот день… Я проклинал его… Я так хотел, чтобы он умер… Я говорил гадости, специально выбирая самые жестокие слова, зная, что они раздавят его, растопчут, убьют. Я хотел, чтобы он умер. Я желал его смерти… Это я виноват во всем… Мне казалось, что если он умрет, то весь мой кошмар закончится. Он ведь не простил меня, Саки! Не простил. Я видел, как он качал головой, как были сжаты губы и какие у него были глаза. И он все равно бросился защищать меня, не задумываясь. Я так обидел его, я унизил его, а он… Он все равно защищал меня… Саки, я не могу без него. Мне дышать нечем. Мне солнце не светит. Мне жить не за чем. Саки, он ведь был моим солнцем. Нет его — нет меня…
Он прижался к телохранителю и горько всхлипывал, маленький, беззащитный, подавленный. Саки гладил его по голой спине, по грязным, давно не мытым волосам. Потом подвел к кровати и уложил спать. Сам сел рядом. Билл положил его ладонь себе под щеку и беззвучно плакал — длинные ресницы слиплись, нос распух, глаза просто кошмарные — видели бы его сейчас фанаты, они бы отвернулись…
— Саки, — протяжно и рвано вздохнул Билл. — Ты ведь отвезешь меня к Тому?
— Отвезу. Спи, сынок, спи…
Билл проснулся от того, что ему стало плохо. Натурально так плохо. Физически. Живот зверски крутило, в груди все холодило, а желудок безбожно ныл. Казалось, что кто-то собрал все внутренности в кучу и сейчас сматывает их в клубок. Его тошнило. Странно, ведь последние четыре дня он почти ничего не ел. Значит, отравиться не мог. Посмотрел на часы — половина пятого. Он спал каких-то два часа. Глаза еще болят и воспалены, но голова, к счастью, соображает, а то вчера он совсем расклеился, раскапризничался, разревелся, как идиот. Позор такой… Самому сейчас противно об этом вспоминать, а как Саки в глаза смотреть после этого?
В соседней комнате работал телевизор.
— Том! — воскликнул он и со всех ног, невзирая на боль, бросился туда, откуда доносился звук.
В кресле дремал Саки. Рука свисала, пульт валялся на полу. Билл застыл в дверях: что он тут делает и где Том? Потом вспомнил. Уголки губ опустились. В носу защекотало. Глаза заблестели. В груди опять все задергало, закрутило. Том — неприятно кольнуло. Что-то случилось…
На цыпочках Билл подошел к шкафу, достал футболку, чистые джинсы, свитер. Стараясь не шуметь, быстро ополоснулся и оделся. Волосы сушить не стал, тщательно их вытер и спрятал под шапкой. Пометался по комнате брата в поисках запасного комплекта ключей от машины и выскользнул из квартиры.
Сдавая задом, он задел стену и разбил бампер. Чертыхнулся, осматривая повреждения. Какого хрена Том купил такую огромную тачку? Теперь точно убьет… Хрен с ним, с бампером этим. Два дня в мастерской и будет как новенький. Руки дрожали. В груди все так же неприятно холодило, что-то подгоняло его. Билл немного повозился с коробкой передач, пытаясь понять, как она все-таки работает, и кое-как выехал из гаража. С потрясающей скоростью 30 миль в час понесся к Тому. Что-то случилось. Он чувствовал это.
Он остановился около высокого ажурного забора, с той стороны, где не было фанаток. Вот уже четыре дня, после того, как газеты запестрели заголовками, что Том Каулитц «в состоянии сильного наркотического и алкогольного опьянения» «тяжело ранен в уличной драке», «насмерть сбит неуправляемой машиной», «напился и подрался», «подстрелен в ночном клубе любовником своей девушки», «был похищен врагами группы и отбит охраной клуба», «решил самоубиться» и в критическом состоянии доставлен в больницу, толпы фанатов осаждали стены клиники, обрывая телефон, чтобы узнать о самочувствии кумира. Они звонили в приемный покой 24 часа в сутки, требовали лечащего или главного врача, кто-то представлялся его девушкой, кто-то его матерью, кто-то, возможно, был представителем прессы. Билл, Георг и Густав хранили гробовое молчание, за них отдувался Йост. Операция длилась несколько часов, были срочно приглашены лучшие нейрохирурги страны — сам удар о машину пришелся по касательной и не причинил серьезного вреда, ну разве что появились огромные синяки на плече и на всем левом бедре. Но вот при падении на асфальт Том здорово ударился головой. Билл в невменяемом состоянии носился туда-сюда по холлу, что-то бормотал себе под нос, иногда начинал истерить и подвывать, хватаясь за волосы. Георг пытался сдержать его, оградить, но сам едва не получил по морде — оказалось, что во всем виноват Георг, потому что «если бы он раньше кинул смс»... Почти сразу же приехал Густав. Оценив ситуацию, решил не лезть к Биллу, уселся рядом с Георгом, и так они просидели несколько часов, литрами поглощая кофе. Потом вышел врач и сказал, что они сделали все возможное, теперь дело за молодым организмом. Молодой организм уже четыре дня находился без сознания — в коме. За четыре дня Билл не отошел от брата ни на шаг. Так и сидел у его постели, держа за руку. Только вот вчера вечером пришлось отъехать. Надо было вернуться… Но он совсем уже ничего не соображал, размяк, как мокрая бумажка, развалился морально… Надо было обязательно вернуться обратно в больницу. Эх, зачем он послушался Саки и Дэвида? Что-то случилось, он чувствовал. Доктор говорил, что черепно-мозговые травмы непредсказуемы, прогноз в принципе хороший, но все может быть. Да, доктор так и сказал: «Он может умереть, но мы делаем все возможное». Что-то случилось…
Подогнав машину вплотную к забору, он вскарабкался сначала на капот, потом на крышу (теперь Том точно его убьет — машину помял капитально), потом аккуратно перелез через острые штыри и спрыгнул вниз. Билл знал, что с той стороны здания есть черный ход — там курили медсестры, иногда туда выходил покурить и он, дверь не закрывалась. Билл улыбнулся, вступая в темноту под лестницей, подслеповато выставив руку вперед, чтобы не налететь на стул, стоящий справа у стены. Наверное, Том так же бегал урывками курить, когда он болел. Еще Билл много думал, сидя рядом с братом, что чувствовал Том в те дни, когда он точно так же лежал, обвешенный датчиками, что говорил ему, играл ли на гитаре… Билл бегом поднимался на пятый этаж. Сердце бешено колотилось в горле. Ноги становились ватными. Он цеплялся за перила и чуть ли не насильно гнал себя вперед. Вихрем пронесся по коридору к заветной палате. Распахнул дверь… Кровать пуста. Перезаправлена. Все оборудование отключено. Он понял, что значит поседеть мгновенно, земля ушла из-под ног, мир умер. Все еще не веря собственным глазам, Билл отступил на шаг, чтобы посмотреть на номер на двери. Номер пять. Здесь в палате номер пять на пятом этаже семь часов назад он оставил брата. Губы задрожали. Щеки серые. Глаза не видят ничего, кроме пустой кровати. В памяти всплывают картинки — Том улыбается, Том смеется, Том обижен, Том вредничает, Том издевается, Том целует его, Том растерян, Том подавлен… Том… Том… — гулко бухается сердце в груди. Замирает. Умирает.
— Билл, — какой-то писк сзади.
Он медленно поворачивается всем корпусом. Молоденькая медсестра.
— Билл… — она смотрит на него, как религиозный фанатик на внезапно материализовавшегося бога. В руках блокнотик и ручка. Трясется словно лист под сильными порывами ветра. — Авто… — замолкает, заметив, как его глаза в гневе расширяются, а рот кривится. — Том… — беззвучно бормочет она, пытаясь что-то показать дрожащей рукой. Билл просто смотрит. Глаза огромные, черные, влажные, бездонные. Они будто высасывают из нее душу, выжигают все живое вокруг. — Там… — кажется, медсестра сейчас упадет в обморок. Смотрит на него затравленно, как мышь на удава.
— Том? — наконец-то выдавливает из себя Билл, наклоняясь к ее лицу вплотную, так, что глаза расфокусируются.
Она ошалело пялится на юношу. Рука хаотично машет куда-то в сторону.
— Там… Туда…
— Где. Мой. Брат, — каждое слово падает кирпичом на дно ее сознания.
— Он… Он… — шепчет она. В глазах слезы.
Он поддается вперед, касаясь кончиком носа ее носа. В голове шумит. Во рту образовалось неожиданно много слюны. Перед глазами поползли черные мушки.
— Там аппарат новый привезли. Его перевели вечером в другую палату, — пролепетала она едва слышно.
Билл покачнулся. Медсестра подхватила его, не позволив упасть. Он отшатнулся, смутился. Поднял с пола блокнот и ручку, расписался.
— Отведете? — протянул автограф.
Она быстро закивала, прижимая к груди сокровенную каракульку.
— Туда… Он в девятой палате. Только верхнюю одежду… Там стерильно всё должно…
— Если не будете болтать, обещаю, на ближайшем концерте будете стоять в первом ряду. Сами выберете место, где вам удобнее.
Она взвизгнула, запрыгала, захлопала кулачками. Господи, как просто сделать человека счастливым.
Билл несмело шагнул в палату. Медсестра удивленно оторвалась от чтения, хмуро посмотрела на раннего визитера. В палату запрещалось заходить всем, кроме Билла. Даже Густаву, Георгу и Дэвиду нельзя. За этим строго следили.
— Как он? — вместо приветствия.
— Ночью не очень хорошо было, сейчас стабилизировался, — улыбнулась она, узнав парня. — Да, Том, помотал ты нервы доктору Шнайдеру. Почувствовал, что вас нет рядом, Билл.
— Да, — грустно ухмыльнулся он. — Том у нас еще та сволочь. Спасибо, Лиз, что побыли с ним.
Она мило улыбнулась, загнув угол странички, захлопнула книгу и отправилась к дверям. На пороге остановилась и тихо произнесла:
— Знаете, Билл, а я не сомневалась, что вы вот-вот придете. Он звал вас.
— Звал? — округлил глаза Билл.
— Он пришел около полуночи в себя, если это так можно назвать… Потом вот ночью покуралесил, на уши всех поставил. Давление скачет. Ему нервничать нельзя. А он заметался сразу же, кричать начал… Сейчас спит. Часа через два-три проснется, получше будет. Вы тогда доктора Шнайдера позовите, хорошо? Он в ординаторской. Только перед вами ушел.